Зорге все понял и отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я лучше подарю тебе Моцарта.

Глаза у Исии загорелись, она согласно кивнула в ответ: Моцарт — это хорошо, это очень хорошо, потом подняла тонкий указательный палец:

— Один писатель точно подметил: «Веселый, озорной, мудрый Моцарт, полный свободы, весны, любви…»

— Неплохо, неплохо, — заметил Зорге.

В шумной Гиндзе они тогда провели полдня — Зорге заходил с Исии в магазины, слушал пластинки, любовался девушкой — ему не хотелось отпускать ее от себя, он словно бы помолодел лет на десять и делал все, чтобы задержать Исии. Это ему удалось.

Сейчас, появившись в «Ломайере», Исии выглядела так же юно и привлекательно, как и тогда, в Гиндзе.

— Спасибо тебе за долгоиграющий цветок, — поблагодарил Зорге.

— Это еще не все, — Исии распахнула сумочку и извлекла оттуда небольшую бархатную коробку, улыбнулась Рихарду. Улыбка у Исии была очень красивой — будто с рекламного плаката.

— Что это? — Рихард взял коробочку в руки.

— Посмотри!

Внутри лежал прозрачный камешек яркого оранжево-красного цвета, очень похожий на балтийский янтарь, но это был не янтарь — что-то другое. Имел камешек форму сердца, был тщательно отполирован, оглажен, Зорге подумал: а ведь это Исии сделала своими руками, тонкими пальцами, улыбнулся ответно — внутри у него родилось что-то теплое, нежное… Проговорил тихо:

— Настоящее сердце. Что за камень?

— Сердолик.

— Сердолик, сердолик… Что-то я слышал о нем.

— Один из самых предрасположенных к человеку камней. Приносит счастье, оберегает от дурного глаза, положительно влияет на здоровье, снимает боли, улучшает настроение — и все сердолик.

— Не камень, а бесценное наследие доктора Авиценны.

— Не смейся.

— А я не смеюсь, Ханако. Скорее наоборот.

Улыбки на лице Зорге действительно не было. Не было улыбки и на лице Исии. Неожиданно Зорге понял, — точнее, разглядел, — с Исии что-то произошло, спросил наугад:

— Опять приходили эти хвосты из полиции «кемпетай»?

— Да.

— Что им надо?

— Чтобы я отказалась от тебя.

Тень пробежала по щекам Зорге, утяжелила его лицо. Под скулами заиграли желваки.

— Вот что, Вишенка, — произнес он тихо, — завтра же ты должна будешь переехать ко мне… Будешь находиться под моей защитой.

— Хорошо, — покорно произнесла Исии.

— И пусть только хотя бы один деятель из «кемпетай» заявится ко мне… — Зорге не договорил, сжал кулаки.

— Давай не будем об этом, — попросила Исии, — все-таки сегодня твой день рождения. Скажи, а почему ты не захотел отметить его в «Рейн-гордо», как всегда?

— Слишком много там стало шпиков, Исии. Противно видеть их физиономии. Но… — он потянулся к ведерку с шампанским, — давай сегодня не будем об этом, ты права. Каждый из нас может позволить себе хотя бы один раз в году праздник.

Вещей у Исии оказалось совсем немного — легкий узел.

— А где знаменитый артистический гардероб? — Зорге удивленно наморщил лоб.

— Все там, — Исии махнула рукой куда-то вдаль, — в «Рейн-гордо». — На губах ее возникла счастливая, какая-то детская улыбка, осветила изнутри лицо.

— Ладно, — Зорге подкинул в руке узелок, пробуя его на вес, — если понадобится, вещи мы купим — это самое простое из всего, что можно сделать.

— Не надо ничего покупать, — иногда нежная Исии становилась упрямой, ее невозможно было переубедить.

— Не надо, так не надо, — добродушно проворчал Зорге.

Исии он отвел небольшую комнату внизу, отгородив ее раздвижной стенкой от кухни, наверху, в рабочем кабинете ее селить было нельзя: слишком сосредоточенной была работы у Рихарда.

— Пошли завтракать, — сказал он Исии. Когда они появились на кухне, где вкусно пахло только что смолотым кофе, служанка, приготовившая еду на двоих, низко им поклонилась.

— Это Исии Ханако, — представил Зорге служанке гостью.

— Исии-сан, — поправила та.

— Исии-сан будет у нас жить, — сказал Зорге, — оберегайте ее, ладно? — Когда служанка с улыбкой поклонилась Исии, Зорге произнес довольно: — Теперь я спокоен.

Заступничество служанки понадобилось Исии на следующий же день: в дом Зорге неожиданно заявился некий Аояма — инспектор из «кемпетай», надменный, с тонкими черными усиками и по-негритянски приплюснутым носом. Вел себя Аояма воинственно.

— Мне нужна Исии Ханако, — громким, не терпящим возражений голосом потребовал он, — вызовите ее немедленно сюда!

— Исии-сан нет дома, — отозвалась старенькая служанка робким, внезапно задрожавшим голосом — она боялась сотрудников полиции, тем более — полиции специальной, руки у нее затряслись.

— Пусть она сегодня же явится к моему начальнику, — проревел что было силы Аояма, видимо, он считал, что служанка глуховата.

Услышав трубный голос, со второго этажа спустился Зорге. В зубах у него была зажата трубка.

— Какое у вас дело к Исии? — спросил он вежливо.

— Обычное дело, наше, — невнятно отозвался полицейский, потом, фыркнув небрежно, добавил: — Иностранцев оно не касается.

— Нет, вы мне все-таки скажите, какое у вас дело к Исии-сан? — Зорге хоть и был настойчив, но вежливого тона не менял.

Аояма горделиво вскинул голову и оттолкнул Зорге в сторону: с вами, мол, я не разговариваю. Тут он допустил ошибку, для сотрудника «кемпетай» совершенно непростительную. Зорге отступил на полшага назад и с пушечной скоростью выбросил перед собою кулак.

Удар пришелся незваному визитеру точно в подбородок, винтом, Аояма развернулся вокруг самого себя и растянулся на дорожке. Руки раскинул крестом — вот сердечный! Дернул ногами раз, другой, словно у него наступала агония, и затих. Зорге отнесся к агонии спокойно, заметил только, что подошвы на башмаках служивого — дырявые, видимо, родная контора служебную обувь не выдавала, а купить ботинки на свои кровные у Аоямы никак не получалось.

Выразительно поглядев на инспектора, Зорге покачал головой, хмыкнул и направился в дом.

Он любил обувь, часто покупал ее — почти всегда впрок, в прихожей, в ящике для туфель у него всегда стояло не менее десяти пар различных башмаков.

Он неторопливо открыл ящик, достал одну пару, потом вторую, за ней третью — важно было выбрать туфли поновее, нашел совсем новенькие, ни разу не надеванные, — вынес туфли во двор.

Почтенный служака уже малость очнулся, он теперь сидел на цветочной клумбе, придавив своим широким задом розовые хризантемы, — помятые цветы Рихарду было очень жаль, — и удивленно крутил головой.

Поставив рядом с Аоямой туфли, Зорге сказал служанке:

— Пусть заберет и сменит себе обувь. Стыдно сотруднику уважаемой «кемпетай» разгуливать в ботинках с дырявыми подошвами. Сюда пусть больше не является — спущу с лестницы. — Зорге сунул себе в зубы трубку и, угрожающе скрипя ступеньками, поднялся наверх, в кабинет — надо было заканчивать срочную статью, заказанную лично генералом Хаусхофером для журнала «Цайтшрифт фюр геополитик».

Аояма проводил его выпученными глазами и произнес, роняя себе на штаны слюну:

— Страшный человек, когда сердится. Я не думал, что он такой…