— Мама, — сказал мальчик. Улыбка коснулась его губ. — Я видел Отца, и место, которое он приготовил… Оно прекрасно.

Эоган закрыл глаза и ушел.

— Останься со мной, любовь моя, — прошептала Эолин, крепче сжимая его. — Останься со мной.

Мальчик сделал еще один вдох и еще раз посмотрел на свою мать.

— Отец говорит тебе сказать… Не бойся своей судьбы. Он говорит… Все так и должно быть… Будем ждать, мама…Мы будем ждать вместе, у реки.

Затем Эоган, последний из принцев Вортингена, испустил последний вздох и покинул мир живых.

Эолин недоверчиво смотрела на сына, словно не могла примирить ужасный вид его трупа с живым мальчиком, который всего несколько мгновений назад приносил ей столько радости. Плод ее любви, плоть ее тела, жестоко и безвозвратно вырванная из этого мира.

Ушел.

Навсегда ушел.

— Эоган?

Руки Эолин тряслись, когда она прижимала ребенка к груди. Она ударилась головой о стену позади себя, издавая долгий ужасный вой. Затем она накрыла тело сына своим и прильнула к его безжизненному телу, снедаемая горестными рыданиями.

Глава пятьдесят седьмая

Луна над Восточной Селен

Традиция маг включала в себя лекарства, которые ускоряли переход в загробную жизнь. Их использование было строго запрещено, за исключением случаев, когда смерть была уже неизбежна. В дни после убийства сына Эолин подумывала об использовании этих трав, когда сон ускользал от нее, а ночная тьма отражала пустоту ее души. Как только щупальца горя угрожали стянуть Эолин с обрыва, Бриана, свернувшись калачиком рядом с матерью, шевелилась и бормотала во сне. Когда ее дочь прижималась ближе, Эолин вспоминала, что в этом мире еще есть жизнь: молодая девушка, которая нуждалась в ней. Она погладила волосы Брианы и поцеловала ее в лоб. Затем мага еще немного поплакала и погрузилась в сон.

Эогана сожгли по традиции его отцов, его костер развели на священном основании Вортингена, его прах развеяли по ветру. В течение последовавших за этим двенадцати дней траура прибывали друзья из дальних провинций, чтобы оказать утешение и поддержку.

Мариэль и Никола согревали сердце Эолин рассказами об их новом Экеларе, его скромных зданиях и пышных садах; энергичных молодых ученицах. Леди Талия, недавно вышедшая замуж за избранника, молодого Мерита Барамона, прогоняла мрачные тени своим сиянием новой любви. Жакетта спасала Эолин прекрасным чаем и успокаивающими словами. Леди Винелия держала руку своей королевы всякий раз, когда грозили пролиться слезы.

Разговор среди женщин часто обращался к Эогану и Акмаэлю. Их слова воскресили благородный и великодушный характер принцев Вортинген. Многое было сказано о храбрости Акмаэля в бою и его остром инстинкте справедливости. О преданности Эогана учебе и его навыках воина, которые превозносились так, словно он был сыном каждой присутствующей женщины. Было рассказано бесчисленное количество историй, моментов из жизни мужчин, которых любила Эолин, теперь лежащих у ее ног, как весенние цветы, чтобы она могла увидеть своего мужа и сына такими, какими никогда раньше не видела. Даже мужские приступы упрямой ярости были окутаны более ярким светом юмора и привязанности.

Временами Эолин ощущала присутствие других, уже покинувших этот мир: Дуайен Гемены, Ренаты, Катарины и Таши и даже, что невероятно, Адианы. Несмотря на свое горе, Эолин испытывала глубокую радость от прочного присутствия их дружбы, от утешения, которое ей принесло это сообщество женщин, вышедших за пределы мира живых и мертвых.

Когда дни траура прошли, Совет собрался, чтобы обсудить вопрос о престолонаследии. Жакетта и леди Винелия, лорд Бортен и Эхиор, Кори и Телин, а также все другие советники Эолин не трогали королеву, выполняли свои обязанности членов Совета. Остались только Мариэль, Никола и Талия, сопровождавшие Эолин и Бриану в ожидании решения Совета.

После смерти брата Бриана мало говорила. Она сидела рядом с Эолин, положив голову на плечо матери. В редких случаях она улыбалась более забавным историям об Акмаэле и Эогане. Но, в основном, она держалась за свои мысли, кончиками пальцев тихонько призывая светлых существ: бабочек, лягушек и разноцветных жуков.

Всякий раз, когда она создавала что-то особенно красивое, она подталкивала свою мать, чтобы привлечь внимание. В глазах девушки мелькала искра счастья, когда Эолин одобрительно целовала ее в лоб. Тогда принцесса позволяла существу раствориться своей улыбкой и начинала все сначала.

Прошли часы, пока Совет обсуждал. Вечером второго дня Кори из Восточной Селен появился в покои Эолин. Женщины встали, чтобы встретить его, и хотя это не требовалось от ее положения, Эолин сделала то же самое.

Бриана отошла от матери, чтобы поприветствовать мага. Она не побежала в объятия Кори, как всегда делала, а стояла с мрачным лицом перед ним. Между ними воцарилось безмолвное взаимопонимание. Маг заключил Бриану в нежные, но краткие объятия.

Связь между этими двумя всегда была крепкой, но Эолин казалось необычным, как Бриана крепче сжимала Кори в месяцы, прошедшие после смерти Акмаэля. Будто она сознательно решила, что Кори займет место в ее жизни, которое когда-то занимал Акмаэль.

Как будто часть ее духа понимала.

— Моя Королева, — объявил Кори. — Я пришел сообщить, что Совет принял решение.

Женщины распрощались. Мариэль протянула руку Бриане, но принцесса задержалась.

— Мама, — сказала она. — Я хочу остаться.

— Я знаю, любовь моя, — ответила Эолин, — но сначала я должна поговорить с магом Кори. Не уходи далеко, Мы скоро позовем тебя.

Слуги ушли за ними, а стража закрыла двери.

Кори тихонько вдохнул.

— Они признают Бриану единственной законной наследницей престола Мойсехена, — сказал он. — Они согласились присягнуть ей и никому другому.

Эолин выдохнула с облегчением.

— Спасибо, Кори.

— Теперь мы должны надеяться, что Тэсара уважает договор, который она подписала в Селкинсене.

— Думаю, уважает.

Соболезнования Тэсары прибыли с посыльным накануне.

Это тяготит мое сердце, — написала королева Рёнфин, — самое ужасное из всех страданий, которые может испытать мать, постигло тебя, мою соседку и союзницу. Пусть все Боги будут с тобой и твоей дочерью в это самое трудное время, Знай, что у вас есть наша поддержка и сочувствие.

— Но мы будем бдительны, — добавила Эолин, — на случай, если она…

— Я также должен предупредить вас, что в решении Совета есть немалая доля личного интереса. Я даю знатным домам Мойсехена два месяца, самое большее, три, прежде чем они начнут выдвигать в женихи собственных сыновей.