Только то, что Ли считал «крепко сплоченным, суровым и способным к адаптации народом»- народ, объединенный национальным чувством - могло выдержать многообразные испытания независимости и защититься от двух страшных кошмаров: внутренних беспорядков и внешней агрессии. Его задача не была в первую очередь технократической. Жертвы могут быть принесены силой, но они могут быть поддержаны только чувством общей принадлежности и общей судьбы.

У нас не было составляющих нации, элементарных факторов, - позже вспоминал Ли: «однородного населения, общего языка, общей культуры и общей судьбы». Чтобы создать сингапурскую нацию, он действовал так, как будто она уже существовала, и укреплял ее государственной политикой. В конце пресс-конференции 9 августа 1965 года, объявив о независимости, Ли изложил возвышенную миссию для своего народа:

Беспокоиться не о чем... Многие вещи будут происходить как обычно. Но будьте тверды, будьте спокойны.

У нас будет многорасовая нация в Сингапуре. Мы будем подавать пример. Это не малайская нация, не китайская нация, не индийская нация. У каждого будет свое место...

И наконец, давайте, действительно сингапурцы - теперь я не могу назвать себя малайзийцем - ... объединимся, независимо от расы, языка, религии, культуры.

Непосредственной задачей Ли было создание армии, способной сдерживать дальнейшую индонезийскую агрессию. Отделение от Малайзии оставило Сингапур без единого собственного верного полка, и у него не было лидеров, знающих, как создать армию с нуля; способный Го Кенг Сви, ныне министр обороны, был всего лишь капралом в Сингапурском добровольческом корпусе во время капитуляции Великобритании перед японцами в 1942 году. Когда Ли ехал на открытие первого сингапурского парламента в декабре 1965 года, малайзийские войска "сопровождали" его из офиса на заседание. Проблема осложнялась тем, что китайское большинство населения острова не имело традиций военного дела - профессии, в которой в Сингапуре исторически доминировали этнические малайцы, - что потенциально могло превратить оборону в расовую пороховую бочку.

Сразу же после обретения независимости Ли обратился к президенту Египта Гамалю Абдель Насеру и премьер-министру Индии Лалу Бахадуру Шастри с просьбой прислать военных инструкторов. Не желая враждовать с Индонезией и Малайзией, оба отказались от этой просьбы. В ответ Ли принял дерзкое решение принять предложение о помощи от Израиля несмотря на то, что это вызвало обратную реакцию среди значительной части мусульманского населения Сингапура и региона. Чтобы предотвратить эту угрозу, Ли просто решил не объявлять о присутствии израильтян. Всем, кто спрашивал, новые военные советники Сингапура вместо этого назывались "мексиканцами".

Это оказалось удачным сочетанием, поскольку дилеммы безопасности Сингапура в точности повторяли дилеммы безопасности Израиля. Обе страны были бедными ресурсами и не имели стратегической глубины, окруженные более крупными странами с реваншистскими соблазнами. Ли перенял израильскую практику небольшой, но высокопрофессиональной постоянной армии, подкрепленной резервом всего общества, способным к быстрой мобилизации. Все молодые сингапурцы мужского пола, независимо от происхождения, должны были пройти военную службу, а затем регулярно проходить подготовку в лагере в качестве резервистов. Ли видел в национальной службе "политические и социальные выгоды", способствующие формированию чувства национального единства и социального равенства, преодолевая этнические различия.

В 1966 году Индонезия предоставила дипломатическое признание Сингапуру, который доказал свою устойчивость в борьбе с Конфронтаси. К 1971 году Сингапур создал семнадцать батальонов национальной службы и еще четырнадцать резервных батальонов. Несмотря на огромное бюджетное давление, Ли нашел средства для быстрого приобретения воздушных и военно-морских сил, необходимых для надежного сдерживания соседей Сингапура. В дальнейшем он делал упор на новейшие технологии и строгую подготовку в качестве "умножителей силы", чтобы компенсировать ограниченность территории и людских ресурсов острова. Через поколение вооруженные силы Сингапура стали самыми боеспособными в Юго-Восточной Азии - источником национальной гордости и единства, а также иностранного восхищения, в том числе со стороны Министерства обороны США.

В отличие от многих других постколониальных лидеров, Ли не стремился укрепить свое положение путем натравливания друг на друга различных общин страны. Напротив, он полагался на способность Сингапура формировать чувство национального единства среди конфликтующих этнических групп. Несмотря на интенсивное межэтническое насилие, предшествовавшее независимости, он бросил вызов центробежным силам, присущим составу Сингапура, и сформировал сплоченную национальную идентичность. Как он выразился в 1967 году:

Только когда вы предлагаете человеку - без различий на основе этнических, культурных, языковых и других различий - шанс принадлежать к этому великому человеческому сообществу, вы предлагаете ему мирный путь к прогрессу и к более высокому уровню человеческой жизни.

Подход Ли заключался не в подавлении разнообразия Сингапура и не в его игнорировании, а в том, чтобы направлять его в нужное русло и управлять им. Любой другой курс, утверждал он, сделал бы управление невозможным.

Самой новаторской инициативой Ли была его языковая политика. Как управлять городом-государством, где 75% населения говорит на различных китайских диалектах, 14% - на малайском, а 8% - на тамильском? После провала слияния с Малайзией Ли больше не выступал за то, чтобы сделать малайский язык государственным. Однако о том, чтобы сделать мандарин официальным языком, по мнению Ли, "не могло быть и речи", поскольку "25 процентов населения, которые не являются китайцами, взбунтовались бы". Английский долгое время был рабочим языком правительства, но лишь немногие сингапурцы говорили на нем как на родном, как это делал Ли. Его решением стала политика двуязычного образования - требование к англоязычным школам преподавать мандаринский, малайский и тамильский языки при обязательном преподавании английского во всех остальных школах. В конституции Сингапура закреплены четыре официальных языка: малайский, мандаринский, тамильский и английский. Как сказал Ли в 1994 году:

Если бы я попытался навязать английский язык жителям Сингапура, я бы столкнулся с восстанием всех вокруг... Но я предложил каждому родителю выбор между английским и родным языком, в любом порядке. Благодаря их свободному выбору, а также вознаграждению рынка в течение 30 лет, мы пришли к тому, что английский язык стал первым, а родной язык - вторым. Мы перевели один университет, уже имеющий китайский язык, с китайского на английский. Если бы эти изменения были осуществлены насильно за пять или десять лет, а не в течение 30 лет - и в результате свободного выбора - это было бы катастрофой".

То, что Сингапур является англоязычной страной, давало и экономические преимущества. В 1960-х годах Сингапур выделялся среди конкурирующих развивающихся экономик своей ярко выраженной англофильской ориентацией. Решение Ли оставить статую Раффлза сохранило нерелигиозную фигуру из прошлого Сингапура в качестве объединяющего национального символа. Это также сигнализировало миру, что Сингапур открыт для бизнеса, а не для упреков.

'Пусть история рассудит'

Разрыв с Малайзией заставил Ли переориентировать свой изначально социалистический