и Соединенными Штатами - а позднее и на управление Китаем как значительно возросшей экономической и политической силой - оценки Ли менялись соответствующим образом. Но он никогда не изменял теме незаменимой роли Америки в обеспечении безопасности и прогресса всего мира и особенно Юго-Восточной Азии.

Дело не в том, что Ли был сентиментально "проамериканским" - он вовсе не был сентиментальным. Он мог найти здоровый повод для критики в подходе Америки к политике и геополитике. Он записал свое раннее отношение к американцам как "смешанное":

Я восхищался их подходом к делу, но разделял мнение британского истеблишмента того времени, что американцы были яркими и наглыми, что они обладали огромным богатством, но часто злоупотребляли им. Это было неправдой, что для решения проблемы нужно лишь привлечь ресурсы... Они хотели как лучше, но были грубыми и не имели чувства истории.

После войны во Вьетнаме Ли уточнил свою точку зрения: стало важно не только поддерживать американскую мощь с пониманием и поощрением американских целей; теперь было необходимо привлечь Америку к защите стабильности в Азии. Уход Великобритании из Азии сделал Америку необходимым балансиром сложных и жестоких сил, препятствующих равновесию в регионе. Ли, получивший образование в Кембридже, которому министр иностранных дел Великобритании Джордж Браун однажды сказал, что он "лучший чертов англичанин к востоку от Суэца", занял по отношению к Соединенным Штатам позицию, напоминающую позицию Черчилля в , установившего "особые отношения" Великобритании. Ли сделал себя, насколько это было возможно, частью американского процесса принятия решений по вопросам, представляющим интерес для Юго-Восточной Азии. Однако в его случае эти отношения формировались азиатским лидером крошечного постколониального города-государства.

По мнению Ли, великие американские качества великодушия и идеализма сами по себе были недостаточны; для того, чтобы Америка могла выполнить свою роль, требовалось дополнение в виде геополитической проницательности. Чувствительность к напряжению между национальными идеалами и стратегическими реалиями была необходима. Ли опасался, что склонность Америки к морализаторской внешней политике может превратиться в неоизоляционизм, когда она разочаруется в путях мира. Чрезмерный акцент на демократических устремлениях может помешать способности Америки сопереживать менее развитым странам, которые по необходимости отдают приоритет экономическому прогрессу, а не идеологии.

Ли отстаивал эти взгляды в своем характерном стиле: сочетание истории, культуры и географии, отточенное для соответствия современным проблемам; понимание интересов собеседника; красноречивое изложение, лишенное светской болтовни, посторонних тем и намеков на мольбы. В 1994 году он настаивал на том, что реализм должен основываться на четком моральном различии между добром и злом:

Определенные основы человеческой природы не меняются. Человеку необходимо определенное моральное чувство добра и зла. Существует такая вещь, как зло, и оно не является результатом того, что вы стали жертвой общества. Вы просто злой человек, склонный совершать злые поступки, и вас нужно остановить от их совершения.

Ли представлял свое руководство миру как действующее в рамках своего культурного контекста и способное соотнести региональные события с более широким миром. Привычно аналитический и предписывающий, он использовал знания, полученные благодаря своей сети контактов и обширным путешествиям, чтобы отвечать на вопросы и давать советы. «Когда я путешествую, - писал Ли, - я наблюдаю за тем, как функционирует общество, администрация. Почему они хороши?»

После того как Ли ушел с поста премьера в 1990 году, напоминание Соединенным Штатам об их обязанностях стало его главной заботой. Во время холодной войны Ли был озабочен прежде всего тем, чтобы Америка играла главную роль в поддержании глобального равновесия перед лицом российской угрозы. После распада Советского Союза его внимание переключилось на решающее значение Америки в определении и поддержании азиатского равновесия. Выступая в Гарварде в 1992 году, на самом пике американского триумфализма после холодной войны, он предупредил, что геополитический баланс будет значительно нарушен, если Соединенные Штаты повернутся внутрь, обналичить "дивиденды мира" после холодной войны и ослабить свои глобальные обязательства:

Мое поколение азиатов, которые пережили последнюю войну, ее ужасы и страдания, и которые помнят роль США в восстании из пепла этой войны, подобно фениксу, к процветанию Японии, новых индустриальных экономик и АСЕАН [Ассоциации государств Юго-Восточной Азии], будут испытывать острое чувство сожаления о том, что мир станет настолько разительно другим, потому что США станут менее центральным игроком в новом балансе.

В 2002 году он отметил, что глобальное "пожаротушение" - это не то же самое, что понимание и использование Америкой своих значительных рычагов влияния для достижения прочной глобальной стабильности. Рассматривая внешнюю политику в терминах стратегического дизайна, он определил баланс великих держав как ключ к международному порядку и, прежде всего, к безопасности и процветанию Сингапура. Мы просто хотим иметь максимум пространства, чтобы быть самими собой", - сказал он в 2011 году. И это лучше всего достигается, когда большие «деревья" дают нам пространство, а между ними есть пространство. [Когда] одно большое дерево закрывает нас, у нас нет пространства».

Ли восхищался Америкой и испытывал беспокойство из-за ее колебаний. Он уважал и боялся Китая за его единоличное стремление к достижению целей. Из исторической близости к Китаю и необходимой дружбы с Соединенными Штатами Ли вывел безопасность и будущее Сингапура.

 

Ли и Китай

Ли предвидел потенциал Китая для гегемонии в Азии. В 1973 году - когда Китай считался экономически отсталым - он уже говорил: «Китай выйдет в лидеры. Это лишь вопрос времени». Однако уже в 1979 году он все еще ожидал, что Китай останется сравнительно слабым в среднесрочной перспективе:

Мир представляет себе Китай гигантом. Он больше похож на дряблую медузу. Мы должны увидеть, как можно что-то сделать из их ресурсов [и] двух их слабостей: коммунистической системы и отсутствия обучения и ноу-хау. Теперь я боюсь, что они могут оказаться недостаточно сильными, чтобы играть ту роль, которую мы хотим для них, уравновешивая русских. Я не боюсь сильного Китая; я боюсь, что китайцы могут быть слишком слабы. Баланс необходим, если мы хотим быть свободными в выборе наших партнеров по прогрессу. Им потребуется 15-20, 30-40 лет.

В то время отношение Ли к подъему Китая было двойственным, поскольку Сингапур преследовал "противоречивые цели": сделать Китай достаточно сильным, чтобы запугать коммунистический Вьетнам (который, по мнению Ли, мог бы оказать "помощь"), но не настолько сильным, чтобы он мог выступить против Тайваня. Однако даже в тот момент относительной слабости Китая Ли предупреждал о решимости страны и потрясениях, которые она может вызвать: «Я не знаю, может ли руководство [Китая] полностью осознать природу преобразований, которые ожидают их в случае успеха. Одно можно сказать наверняка: они хотят добиться успеха». Его прогноз совпадает