Шрифт:
Закладка:
Еще когда Рузвельт был губернатором Нью-Йорка, он нанял жене телохранителя по имени Эрл Миллер. Молодой человек был абсолютно ей предан, заботился о ней. Он научил ее играть в теннис. Уверял, что она была бы лучшим президентом страны, чем ее муж. Директор ФБР был уверен, что их связывают интимные отношения.
Незадолго до своей смерти, когда ему нечего было скрывать, бывший телохранитель ответил на этот вопрос:
– Невозможно спать с женщиной, которую ты называешь женой президента. К тому же я предпочитал более молодых и хорошеньких.
Эдгар Гувер числил среди тайных любовников Элеоноры ее шофера, врача и двух деятелей профсоюзного движения, один из которых был членом коммунистической партии. Сотрудники ФБР записали его разговор с коллегой после посещения Элеоноры Рузвельт:
– К черту! Я уже принес достаточно жертв. В следующий раз ты ее будешь ублажать!
Все это было шуткой. Но Гувер, которому не хватало чувства юмора, пришел к выводу, что член партии оказывал жене президента сексуальные услуги по заданию компартии.
Гувер почти отомстил Элеоноре Рузвельт в истории с одним из ее протеже по имени Джозеф Лэш. Она познакомилась с молодым человеком в ноябре 1938 года, когда Лэш, один из лидеров американского молодежного конгресса, был вынужден доказывать, что их организация не управляется коммунистами. Элеонора его поддержала. Она приглашала его в Белый дом, предлагала ему займы и советы, интересовалась его личной жизнью. У Лэша был роман с замужней женщиной по имени Труд Пратт. Элеонора устраивала любовникам встречи, великодушно позволяла пользоваться ее личной квартирой.
В апреле 1942 года Джо Лэша призвали в армию. Его считали скрытым коммунистом, поэтому за ним следила военная контрразведка. Его почту читали, телефонные разговоры прослушивали. Вскрыли его шкафчик и нашли там письма – не только переписку с любимой женщиной, но и с женой президента.
Он служил в Иллинойсе, куда 5 марта 1943 года приехала Элеонора Рузвельт вместе с секретарем. Жена президента зарезервировала две комнаты, соединенные между собой, обе с двойными кроватями. В одной из комнат расположился сержант Лэш. Они провели втроем два дня.
Следующий уик-энд сержант Лэш провел в той же гостинице – на сей раз вместе с любимой женщиной. В его номере установили аппаратуру прослушивания. В отчете армейские контрразведчики зафиксировали, что «объект и миссис Пратт неоднократно вступали в интимные отношения».
3 апреля в Чикаго опять встретились первая леди и сержант Лэш. На сей раз подслушивающие устройства были установлены и в комнате первой леди. Но, когда она уезжала, служащие отеля рассказали ей, что какие– то военные слушали ее телефонные разговоры, в том числе с президентом Соединенных Штатов. Вернувшись в Вашингтон, она пожаловалась генералу Джорджу Маршаллу, начальнику штаба сухопутных сил.
Когда об этой истории узнал Рузвельт, он воспринял ее всерьез. Он тоже решил, что это заговор. Только иного рода заговор – правых элементов в армии против него самого. Офицеров контрразведки, занимавшихся слежкой за первой леди, наказали. Сержанта Джо Лэша отправили служить на Тихий океан. После демобилизации он женился на любимой женщине, стал журналистом и написал несколько книг об Элеоноре Рузвельт.
Директор Федерального бюро расследований питал и другие подозрения относительно Элеоноры. Среди ее друзей было несколько лесбиянок, в том числе известная журналистка Лорен Хикок. Гувер пришел к выводу, что и жена президента – лесбиянка.
Лорен Хикок была на редкость некрасивой. Невысокая, она страдала от лишнего веса, постоянно курила – сигареты, сигары, трубку, пила бурбон со льдом. При этом она пользовалась невероятным успехом у женщин.
У них сложились особые отношения. Когда Рузвельты обосновались в Белом доме, для подруги первой леди были зарезервированы небольшая спальня и кабинет. Сколько бы людей ни окружали ее, Элеонора чувствовала себя одиноко, если рядом не было Хик, как она называла свою подругу.
Элеонора писала ей каждый день по десять-пятнадцать страниц. Она была в них очень откровенна, описывала свои мечты, страсти, желания. Хик все письма, полученные от Элеоноры – в общей сложности три с половиной тысячи, – перепечатала и отредактировала, а оригиналы сожгла. Видимо, чтобы скрыть подлинный характер их отношений.
Но и в отредактированных копиях сохранились подлинные слова Элеоноры:
«Как мне бы хотелось этой ночью лежать рядом с тобой и сжимать тебя в своих объятиях. Мы так далеки друг от друга… День ужасен, если он не начинается с тобой и не кончается с тобой».
Отношения между ними не были простыми: ревность, вспышки страсти, разочарования. Ночью Элеонора писала ей:
«Что бы я сейчас ни отдала, чтобы поговорить с тобой, чтобы слышать сейчас твой голос. Все эти маленькие радости: погладить твои волосы, увидеть тебя. Вот о чем я думаю сейчас».
У них бывали резкие споры с Хик. Элеонора потом оправдывалась:
«Дорогая, представляю, как ты себя сейчас чувствуешь. Быть со мной не просто. Дорогая, я тебя безумно люблю. Мне жаль, что мой дурацкий темперамент делает тебя несчастной. И мне жаль, что твой темперамент тоже причиняет тебе боль. Но у нас были счастливые годы, так что плохие времена должны быть забыты».
Но у Элеоноры было слишком мало времени для нее. Хик чувствовала себя старой. Или, вернее, думала о том, что становится старой. Как многие одинокие женщины, старалась ни от кого не зависеть. Она тосковала целый день, ожидая вечера, когда ей позвонит та единственная женщина, с которой она хотела быть вместе.
Элеонора оправдывалась:
«Даже если бы мы жили вместе, нам все равно приходилось бы разлучаться. Нам не надо на это жаловаться. Но я очень скучаю без тебя и чувствую себя одинокой. Дорогая, я безумно хочу к тебе. Ты даришь мне больше счастья, чем можешь себе представить. Как чудесно сознавать, что ты любишь меня так же, как я люблю тебя».
Уехав к друзьям в Сан-Франциско, Хик писала Элеоноре:
«Бывают моменты, когда я скучаю по тебе так, что это можно приравнять к физической боли. Сегодня я пыталась представить себе твое лицо, чтобы вспомнить, как ты выглядишь. Поразительно, что даже самое дорогое мне лицо может стираться из памяти, если разлука затягивается. Яснее всего я представляю твои глаза и читаю в них легкую улыбку. И я ощущаю, как мои губы касаются