Он порывисто передохнул и изрек:

— Радиационныйгенетическийдефект.

— Это слово, вернее, эти слова известны, — откликнулся я. — Пожалуйста, доскажи нам свою историю до конца, и мы все растолкуем.

Памятующий обмяк в кресле.

— Значит… вы знаете?

— Знаем и все объясним.

Тут ученики всполошились и загомонили. Один из них бухнулся оземь, и его отволокли в сторонку. Старику поднесли чашу с водой, и он порядком отхлебнул. Наконец Прима восстановил порядок, раздавая младшим ученикам оплеухи налево и направо, и выстроил их в шеренгу.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила Анжелина, и старик кивнул.

— Проклятье пало на наш народ. Матери, страдавшие от этого проклятья, рожали детей, не похожих на нас. Их кожа была зеленой, и они были не такими, как мы. И хотя матери любят всех своих детей одинаково, зеленые на эту любовь не отвечали. Они кричали и вопили, утихая лишь в обществе других с таким же цветом кожи. Поколение зеленых достигло зрелости и отвергло своих родителей, любивших их.

Родились еще многие, и они присоединялись к другим себе подобным, когда взрослели, пока людей с зеленой кожей не стало больше, чем с розовой. Зеленые стали жить отдельно от нас. Но скоро их стало куда больше, и они были крайне жестоки. Они пристально следили за нами, и когда рождался ребенок, они приходили смотреть на него. Если кожа у него была зеленая, они силой отнимали дитя у матери. Годы шли, зеленых у нашего народа рождалось все меньше, и в конце концов таких совсем не стало. Таков мир, каким вы зрите его ныне. Греннеров — как нарекли их наши отцы — куда больше, чем нас.

Он выпил еще воды и откинулся на спинку кресла.

— Но почему сейчас больше зеленых, чем розовых? — озадаченно спросил я.

— Потому, — сказала Анжелина, — что они, очевидно, куда плодовитее, чем наши друзья. Мутация, вызвавшая это обширное генетическое изменение, должно быть, сопровождается повышенной способностью к воспроизводству.

— Сказанное вами истинно, — поддержал Памятующий. — Их женщины приносят детей в очень юном возрасте, даже совсем детьми — и куда больше. И умирают они еще юными.

— Возможно ли, чтобы плодовитость сопровождалась пониженным уровнем интеллекта? — поинтересовался я.

— Конечно, — кивнула Анжелина. — Стремительное половое созревание не оставляет времени для развития интеллекта. В результате получаем плодовитую расу зеленых придурков, возглавляемых весьма незначительным меньшинством соплеменников с интеллектом, близким к нормальному.

В воцарившемся следом молчании я увидел, что старик и его ученики слушают, что мы говорим, — но почти ничего не понимают. Я с улыбкой повернулся к ним:

— Теперь я, надеюсь, сумею объяснить, что случилось на этой планете. Если у вас возникнут вопросы по ходу объяснений, не стесняйтесь, задавайте.

— И пожалуйста… — добавила Анжелина. — Не найдете ли пары стульев и воды попить? День выдался очень долгий.

Ученики поспешили услужить. Вместо стульев дали складные табуреты, но мы не сетовали.

Теперь нам стало мучительно ясно, что же стряслось с этими несчастными людьми. А вот объяснить им будет трудновато. Памятующий потратил целую жизнь, заучивая один текст. Скорее всего, он попросту не в состоянии усвоить новые арсеналы знаний. Большинство учеников, вероятно, могут лишь зубрить наизусть и не справятся с новыми концепциями. И лишь Прима, похоже, понимал наши слова, а его вопросы были чрезвычайно уместны.

— Так эта радиация, про которую вы толкуете, имеет большую силу, которая повреждает частички в наших телах, называемые генами. Они малы, но могущественны и формируют наши тела до нашего рождения?

Я кивнул:

— В точку.

— Они делают нас мужчинами или женщинами, высокими или низкими.

— Верно.

— А еще определяют наш цвет кожи — скажем, делают некоторых из нас зелеными?

— Именно! Какая-то авария на корабле вызвала выброс радиации…

— Вызвавший радиационные генетические дефекты. Вот что означает это слово!

— Ты смотришь в суть! Вот все и стало ясно.

— Только тебе, Школяр Прима, — подкинула Анжелина, указывая на спящих вповалку юных послушников, а заодно и их патриарха в кресле. Но Прима был чересчур взбудоражен своими новыми познаниями, чтобы обращать на них внимание.

— Теперь нам известно, что случилось, известно, почему мы такие и греннеры такие. Но что нам проку от этого новообретенного знания? Как оно поможет нам одолеть их, чтобы жить в мире и согласии?

— Боюсь, — вздохнул я, — что вашему народу ничего не остается, как пытаться выжить, как вы делали это в прошлом. Генетические дефекты необратимы.

— Как раз напротив, — отрубила Анжелина. — У вас есть надежда. На власти, распространяющие мирное правление над всеми ведомыми планетами там, в космосе. Когда мы свяжемся с ними, они уж будут знать, что надо сделать, чтобы покончить с этим ужасным раздором.

Мне потребовалось немалое усилие, чтобы улыбнуться и ободрить этого юношу, ожидавшего от нас чересчур многого. Потому что это будет не так-то просто. Ему-то неведомо, что проблема в нас самих.

— Продолжим утром, — рассудительно заявила Анжелина. — Не знаю, как вы двое, а я более чем готова малость поспать.

Брам ухитрился даже не задремать, хоть и выглядел выжатым как лимон.

— Место для вашего ночлега приготовлено. Сюда.

Угол одного из шатров был отгорожен висящими шкурами, обеспечивавшими нам хоть какое-то уединение. Мерцающий фонарь давал достаточно света, чтобы более-менее ориентироваться. Подобие постели образовывали свежие зеленые ветки, накрытые грубыми домоткаными одеялами. Анжелина потерла их между пальцами.

— Это первая ткань, которую я тут видела; похоже, кожа здесь последний писк моды.

— У зеленцов форма из ткани; похоже, наши приятели стибрили ее у них.

— Эта загадка может обождать и до утра. — Разгладив одеяло, она испытала постель на мягкость. — Отлично. — И скользнула под одеяло. — Не знаю, как тебе, но мне утром нужно выкупаться — или хотя бы помыться. — Она потянула воздух носом. — Да и тебе тоже. Доброй ночи…

Как и остальные, мы встали на рассвете. Миска свежих фруктов пришлась весьма кстати. Анжелина отправилась с какими-то женщинами к месту купания; мне же пока осталось лишь чесаться. Едва я вышел из шатра, меня тут же поприветствовал Школяр Прима. Взгляд у него был мутный, будто он не спал вовсе.

— У меня есть несколько вопросов, друг Джим…

Я знаком велел ему помолчать, пока я дожую кусок фрукта. Сок стекал у меня с пальцев и подбородка.

— Сперва помыться, а разговоры после. Где мне это смыть?

— Там, за теми домами.

Ванная не ахти какая, но сойдет. Сарайчик из веток с листвой и большое деревянное корыто с водой. Имелись и черпаки из сушеных тыкв. Освежившись и чувствуя себя чуть более чистым, я нашел снаружи скамейку и уселся на солнышке, чтобы обсохнуть. Прима сел рядом.

— Мне надо