Шрифт:
Закладка:
— Кто же преподаст, ваша братия?
— Именно! Любая из свобод в нашей стране поругана и обесценена. Необходимо на время отменить свободы, а когда они снова вернутся потом, их уже начнут по-настоящему ценить. Вы скажете, что законность в трактовке Джери Фолуэлла или Билли Карстерса звучит примитивно, но это все-таки законность! Вместо анархии, которую мы имеем!
— Значит, по-вашему, лучше это, чем то, что есть?
— Какой вы непонятливый, мистер Керкленд! Библия проповедует десять основных жизненных принципов-заповедей, утверждая, что, если им следовать, на земле воцарится мир. Я верю в это. Десять заповедей — мудрые законы, мистер Керкленд, и неплохая основа для возведения нации. Наша страна катится вниз, ибо управляется группкой гуманистов, которые пришли к власти исключительно в силу прежних демократических порядков. Что же, благоденствующий гуманизм принес нам инфляцию, безработицу, разнузданный порок; упадок национального престижа сейчас беспрецедентен. Теперь наш черед.
— Да вы просто нечисть! — тихо сказал Филип, стряхивая пепел в кадку. — К тому же безумная, как тот мартовский заяц.
— Извольте! — злобно рявкнул Тодд. — Но, как однажды весьма удачно выразился Кларк Гейбл: «Ей-богу, дружок, плевал я на твое хамство!»
— Ну вот, каждый при своем, — сказал Филип.
— Каждый при своем? — ощерился Тодд. — Да вы соображаете, с кем говорите?
— Я соображаю одно, что вы замышляете какую-то пакость во время митинга, который завтра проводит Билли Карстерс. Кроме того, имею подозрение, что «Десятый крестовый» негласно связан с «Бригадой дьявола». И еще то, что вы собираетесь меня убрать.
— Вы весьма проницательны! — заметил Тодд. — Надо полагать, знакомство с организацией «Невада. Спецкуркс самозащиты» привело вас к выводу, будто «Крестовый» и «Бригада дьявола» связаны?
— В том числе. И конечно, сопоставление Сарой ситуации с гитлеровской Германией. Вы сами породили «Бригаду дьявола», определив ей роль антихриста. Вдохновенная идея, чтоб придать хлопотам Билли Карстерса и его организации «Пробудись, Америка» желаемый вес. То, что значил для Гитлера поджог рейхстага.
Тодд поднялся с дивана.
— Вы, разумеется, правы, и связь есть, и параллели тоже! Но только не поджог рейхстага. Скорее «кристальнахт», только вместо Гершеля Гриншпана выступите вы!
— Не понял? — сдвинул брови Филип.
Он знал, что «кристальнахт» называлась ночь первого еврейского погрома в Германии, но кто такой, черт побери, Гершель Гриншпан?
— Это неважно, — Тодд улыбнулся. — Мне вас жаль, за деревьями леса не видите. Да, прошу меня извинить, я отлучусь ненадолго.
Тодд вышел, но очень быстро вернулся, на сей раз с обоими телохранителями. В руке он держал наготове шприц для инъекций, который на глазах Филипа наполнил из крохотной ампулы, извлеченной из собственного кармана.
— А теперь попрошу, мистер Керкленд, без глупостей! Это не смертельно, заснете, только и всего. Будьте любезны, закатайте рукав и подставьте руку.
Все в Филипе восстало, однако каменные лица Тодда и двоих громил были вполне красноречивы. Чуть заартачься, церемониться не станут, скрутят. Филип повиновался, зажмурился, когда Тодд профессионально ввел иглу прямо в вену. Через мгновение все поплыло перед глазами, и, проваливаясь в пустоту, он все же успел спросить:
— Кто… кто… кто такой этот Гершель?
— Козел отпущения, — глядя с улыбкой прямо ему в глаза, ответил Тодд. — Гершель Гриншпан, мистер Керкленд, явился козлом отпущения.
И тут все померкло.
* * *
Умерла… Явный запах тлена, на губах привкус влажной, сладковатой земли. Она умерла или похоронена живьем; шорох ползающих насекомых, ночные шепоты…
Сара Логан открыла глаза, дрожа; сердце учащенно билось, из горла вот-вот вырвется крик, боль в плече, боль в ноге. Мрак редел, сквозь заслон мшистых кочек и повители из ее укрытия виднелся лес. Сердцебиение слегка утихло, но Сару все продолжало трясти.
Морщась от боли, приподнялась на корточки, мазнув затылком по мощному сплетению обнажившихся корней, и поползла наружу, отстраняя рукой защитную преграду зарослей. Выглянула, прислушалась: кажется, людей поблизости нет. Поднесла руку к глазам, посмотрела на часы. Половина шестого. Почти шесть часов прошло с момента нападения на «Лисью тропу». Сара шумно с облегчением вздохнула. И вдруг вздрогнула от страшной мысли, даже ударилась затылком о корни. Хезер! Господи, что сталось с Хезер? Сара выползла, попав в маленькую ложбинку у подножия дуба, встала, с трудом расправив затекшие суставы. Чихнула, прикрывшись рукой, — вдруг кто-нибудь рядом?
Она стояла на невысоком бережке у пруда, вслушиваясь в тишину. Никого. Одна в лесу, только птицы тихонько щебечут да шебуршатся какие-то зверушки.
— Что же теперь? — спросила она себя.
Что ей делать, одной, в мятой, грязной, несвежей одежде, без гроша в кармане, за двадцать пять километров до ближайшего жилья, дрожащей от холода? Сара снова чихнула, на этот раз в полную силу.
Выбор один: либо остаться здесь, коченея до смерти, либо брести к дому и там на месте разобраться, что делать. Можно взять в сарае лодку, переплыть Потомак, добраться до мэрилендского берега, до города Риверсайд. Тут километра три, она сотни раз переплывала реку.
И Сара пошла, по мере приближения к поместью все замедляя шаг. Этот километр пути через лес она тащилась почти час и, когда стала подходить к сбегавшей под уклон полянке, посреди которой стоял дом, солнце во влажной дымке уже поднималось над землей, а предрассветной прохлады уже как не бывало.
Последние сто метров Сара ползла на животе сквозь редеющую чащу, стараясь проявлять максимальную осторожность на случай, если «Десятый крестовый» оставил дозорных. Но предосторожность оказалась излишней: в «Лисьей тропе» никого не было.
Сара не ожидала, что дом еще стоит: черные мазки копоти вокруг выбитых окон первого и второго этажа, в остальном здание снаружи почти целехонько. Больше того, взятый напрокат «линкольн» на том же месте перед входом.
Сара затаилась, припав грудью к земле, минут двадцать следила за домом, только потом шевельнулась. Удостоверившись, что вокруг никого, поднялась, осторожно вышла из-за деревьев на поляну. Она вошла в дом через зияющий, с сорванной дверью черный ход, на цыпочках прокралась через маленькую заднюю прихожую, с замиранием сердца вошла в кухню. Хезер там не оказалось. Нож, поднятый кем-то с пола, лежал на золотистом кухонном столе, рядом Сарина сумочка. Сара подошла, взяла сумочку и нож. Сжимая в руке тяжелый нож из шведской стали, она почувствовала себя уверенней. Выставив его перед собой острием, стала обходить дом.
Внутри все выглядело гораздо плачевней, чем можно было предположить после наружного обзора. В большом вестибюле, в библиотеке деда и в гостиной все было уничтожено обстрелом и пожаром, однако
