Шрифт:
Закладка:
Трёхактная религиозная драма Нимейера, с которой работал Шуберт, появилась в печати в 1778 г. Манера Нимейера тяготела к стилю Клопштока673 — насыщенному эмоциями, напряжённому, балансирующему между античной мощью, возвышенной патетикой и душераздирающей чувствительностью. Ему, несомненно, не хватало литературного гения Клопштока, однако Нимейер оказался востребован как либреттист. Эстетика смятенных порывов и нежных излияний, леденящей меланхолии и мрачных страстей674 находила отражение и в музыке — например, в сочинениях старшего сына Баха, работавшего в Гамбурге, — Карла Филиппа Эмануэля (которого часто сравнивали с Клопштоком) или Карла Генриха Грауна из Берлина. Ещё один представитель этой школы — органист и капельмейстер из Магдебурга Иоганн Генрих Ролле — и заказал Нимейеру несколько либретто, одним из которых был «Лазарь». Сочинение Ролле на этот текст прозвучало в зале княжеского дворца в Байройте в 1780 г.: до рождения Шуберта оставалось 17 лет.
«Лазарь» — настоящая пиетистская драма: здесь есть место нежной дружбе и трепетным семейным чувствам, кладбищенским ужасам и паническому страху перед смертью, распахивающейся гробнице, чудесному восстанию из мёртвых, землетрясению и всеобщему благочестивому восторгу. К 1819 г., когда Шуберт начал работать с этим текстом, тот был уже откровенно старомодным. Что побудило молодого композитора, живущего в католической Вене времён Меттерниха675, взяться за протестантский текст 40-летней давности? Как драма Нимейера попала к нему в руки? Ответов на эти вопросы у нас нет.
Нимейер приезжал в Вену в 1811 г., когда Шуберт был ещё 13-летним гимназистом. Возможно, «галльский педагог» мог познакомиться — но не с самим Францем, а с его 17-летним братом Фердинандом (тот был одним из наставников сиротского воспитательного дома, который посещал Нимейер). Более реалистичное предположение — что «Лазарь» мог сочиняться для исполнения в Венской лютеранской церкви, где вплоть до 1819 г. органистом был Вильгельм Карл Руст — немец из Дессау, протестант, хороший исполнитель Баха, учившийся философии в Галле в 1805-1806 гг. — как раз тогда, когда взошла педагогическая звезда Нимейера. Канадская исследовательница творчества Шуберта Рита Стеблин предполагает, что первичен был не текст Нимейера, а музыкальная драма на его основе, написанная уже упомянутым Ролле. Она хранилась в венском Обществе музыкантов676, одним из руководителей которого был учитель Шуберта — Антонио Сальери. Именно он мог передать Шуберту старые ноты «Лазаря» для изучения в конце 1819 г. и хлопотать, чтобы Общество заказало его недавнему протеже новую музыку на этот текст. Если это так, то «Лазарь» был призван звучать в марте 1820 г. на великопостных концертах. Этого, однако, не случилось: возможно, из-за проблем с бюджетом, несоблюдения Шубертом сроков, сложностей в разучивании новой музыки или по личному распоряжению императора Франца, — однако известно, что весной 1820 г. была повторена оратория «Освобождение Иерусалима» Максимилиана Штадлера, звучавшая уже в декабре 1819 г., — случай нечастый в концертной практике Общества. Наконец, можно предположить, что Шуберту просто нравилась меланхоличная, экспрессивная, подчас сентиментальная религиозно-философская лирика — он создал 13 песен на стихи самого Клопштока и с ранних лет работал с текстами других литераторов, близких ему по интонации: например, 29 раз обращался к поэзии Фридриха Маттисона677.
Герои Нимейера — Лазарь, его сёстры, Нафанаил — друг их семьи и ученик Иисуса, а также 12-летняя девочка Емина (дочь Иаира, та самая, что была воскрешена Иисусом до Лазаря) и человек по имени Симон. Последний — единственный низкий голос (баритон), важный персонаж, придуманный либреттистом и введённый для олицетворения сил тьмы: Симон — саддукей678, для него нет веры в бессмертие души, а навязчивые мысли о смерти вызывают животный страх. Сам Иисус, разумеется, не появляется на сцене — лютеранская традиция подразумевала лишь возможность, при необходимости, изображения голоса Христа, но никак не его имперсонацию. В «Лазаре» зритель мог судить о произведённом им чуде лишь по физическим проявлениям (землетрясению, ударам грома, отверзанию склепа), а главное — по переживаниям других персонажей истории, которыми те щедро делились. В первом акте смертельно больной уже Лазарь просит в последний раз вынести себя в сад возле дома — под шумящую пальму, к душистым цветам. Истово верующий Нафанаил убеждает его в возможности вечной жизни; Емина — ребёнок, возвращённый Иисусом в земную жизнь после краткого «сна», таинственного внетелесного опыта, — зримое подтверждение его слов. В кругу плачущих родных и друзей Лазарь тихо испускает дух. Второе действие происходит на лесном кладбище: среди надгробий бродит в парализующем страхе Симон, заглядывая в приготовленную гробницу и неотвязно думая о смерти. Тело Лазаря предают погребению. В третьем действии свершается чудо воскрешения; «пробудившийся» Лазарь говорит Симону, что после смерти видел уже усопших его родных — отца, жену и детей, — с которыми ему предстоит воссоединиться. Симон испытывает нечто вроде катарсического прозрения, страх покидает его; все обращают взгляды к небу в молитвенной радости.
Ариозо Лазаря «Voll Friede, ja voll Fried»
Лазарь Шуберта (тенор) — это печальный, нежный, лирический герой, в монологах которого слышны одновременно безмятежность и страшная слабость, полная обессиленность болезнью. Он принимает смерть без протеста, прощаясь с людьми и природой, погружаясь в состояние отрешённой и тихой грёзы. Его музыка преимущественно мажорна. В знаменитом ариозо из первого акта он, обращаясь к сёстрам и близким, полям и цветам, внезапно поёт загадочную, кротко и легко звучащую реплику: «Теперь мне всё ясно, как утренний свет»[371]. Нафанаил — также тенор — совершенно другой по характеру герой. Он только что возвратился от Иисуса и возбуждённо пересказывает собравшимся его слова: «Не к смерти
