Шрифт:
Закладка:
Инспекторы также наделялись своей властью собирать сведения о клириках и наказывать тех, кто «упорно и категорически отказывался подписывать» общее признание супрематии Елизаветы, «Книги общих молитв» и предписаний. Это было сигналом к отрешению от должности духовенства (особенно высшего), отвергающего новый порядок. Хотя почти половина священников уклонилась от визитаций 1559 года, в том же году была создана Высшая комиссия для провинций Кентербери и Йорк, чтобы на основании Акта о супрематии рассматривать дела отказавшихся признавать урегулирование. (Высшие комиссии объединяли юридические и инспекторские функции и просуществовали до 1641 года.) Около 400 священников, поставленных на приходы Марией, были отрешены от должностей или сами покинули службу с ноября 1559 по ноябрь 1564 года, но некоторые смещения с постов объяснялись нарушениями, не связанными ни с королевской супрематией, ни с «Книгой общих молитв», количество лишенных приходов за явную приверженность католичеству составило примерно 200 человек[671].
О том, что набожность сокращалась пропорционально искоренению католических обрядов, свидетельствует состояние приходских церквей и поведение мирян. За время правления Елизаветы было построено или отремонтировано только 19 церквей и часовен, их содержанию не уделялось должного внимания. Время от времени докладывали о «сырых зеленых стенах, гниющих земляных полах и зияющих окнах», хотя чаще сообщали, что внутренние стены побелены, Десять заповедей выставлены на видном месте, а полы накрыты соломой или тростником. Церковные скамьи со спинкой и кафедры, появившиеся в конце Средних веков, продолжали устанавливать, хотя причина распространения таких скамеек, по всей вероятности, состояла в их способности защищать сидящих от сквозняков. Посещаемость церквей не повышалась, а скорее сокращалась. На самом деле некоторым прихожанам службы по «Книге общих молитв» казались нудными: они смеялись, разговаривали, засыпали и отказывались вставать при произнесении Символа веры и Благой вести и совершать поклоны при имени Иисуса. В Саффолке Уильям Хиллс «во время службы обычно открыто и громко говорил, чтобы мешать викарию», Мэри Найтс брала с собой в церковь злых собак, а Джейн Бекингем называла викария «грязноротым жуликом в черном». Непочтительное поведение и перебранки в церкви, отказ верующих служить в качестве церковных старост и снижение приходских доходов встречались повсеместно[672]. Инструкции от инспекторов 1565 года для епархий Ковентри и Личфилда требовали, чтобы церковные старосты каждого прихода выбирали от четырех до восьми «громил», которые дадут клятву поддерживать порядок во время богослужений[673].
Отношение к приходскому духовенству и протестантским проповедникам временами определялось конфессиональными соображениями, однако антиклерикализм разжигался финансовыми и юрисдикционными недовольствами, прежде всего спорами о церковной десятине. По сути, если рассматривать отношения мирян с духовенством с точки зрения судебных тяжб, церковного набора на военную службу и религиозных пожертвований на благотворительные цели, становится очевидным, что антиклерикализм был скорее следствием, чем причиной английской Реформации. Разногласия по поводу церковной десятины разгорелись после 1540-х годов, когда инфляция уменьшила ценность пониженных взносов наличными, духовенство и светские владельцы церковного имущества вместе стремились отказаться от обычных соглашений, а плательщики десятины сражались на противоположной стороне за натуральный обмен не по рыночной цене, а ниже, и сохранение обычных соглашений. В епархиях Нориджа и Винчестера ежегодное количество дел о десятине в церковных судах за период с 1540-х до 1560-х годов удвоилось – типичная ситуация[674]. В епархии Йорка отчуждение более половины церковной собственности в форме десятины, сначала в пользу короны, а потом посредством продажи в пользу мирян, вызвало взаимное раздражение не просто между приходским духовенством и их светскими господами, но и между джентри, владеющими церковным имуществом, и платившими десятину прихожанами[675]. К тому же нарастала враждебность мирян к церковному благочинию, особенно среди джентри, несмотря на участившееся назначение светских лиц на должности в церковных судах. И наконец, озабоченность «реформированием поведения» ужесточила судебное преследование по обвинениям в половых преступлениях и, соответственно, увеличила количество возмущенных жертв.
Если обратиться к набору священников и сбору пожертвований, то ясно, что Реформация сопровождалась падением авторитета священнослужителей; в результате появлялось все меньше кандидатов на место викария, а завещания в пользу церкви находились на максимальном уровне в 1510-е годы, но после тех лет быстро сократились[676]. С учетом инфляции религиозные пожертвования стремительно снижались с общей суммы £81 836 в 1501–1510 годах до £26 598 в 1531–1540, £5354 в 1551–1560, £2534 в 1571–1580 и £1790 к 1591–1600 годам[677]. «Книга общих молитв» отняла у народа «чудо»: священники больше не обладали квазимагической властью; их роль ограничилась толкованием Библии, хотя большинство не имеющих университетского образования священников были не в состоянии прочесть проповедь, а большинство выпускников университетов хорошо знали труды Аристотеля, но не богословие или этику. В юго-западных графствах постоянно не хватало лицензированных проповедников, к 1561 году в Девоне был всего лишь 21 проповедник, а в Корнуолле – восемь. Несмотря на все усилия протестантов, церковное просвещение ограничивалось в основном публичным чтением официальных гомилий (то есть подготовленных проповедей для чтения в церкви) и предписаний при полном отсутствии интереса паствы[678]. Хотя в епархии Вустера доля выпускников университетов среди викариев возросла с 19 % в 1560 году до 23 % в 1580-м и 52 % к 1620 году, факт остается фактом: едва ли половина приходских священников (включая образованных) к 1603 году имела лицензию на чтение проповедей. В Лондоне к 1603 году почти все священники были людьми образованными, и во всех южных графствах доля выпускников университетов росла. Однако на севере положение оставалось критическим вследствие бедности приходов – в епархиях Йорка и Честера, например, менее трети духовенства имело образование даже в 1592–1593 годах. В 1584 году архиепископ Уитгифт полагал, что только 600 церковных приходов имеют доход, достаточный для привлечения викария с университетским образованием[679]. Тем не менее викарии, побуждающие читать Библию преимущественно неграмотную паству или заменяющие древние обряды и общинные торжества и развлечения проповедями, пороча традиционные празднества и молебственные «чудеса», могут быть так же непопулярны, как «молчаливые псы». Усердных священников точно так же, как праздных или некомпетентных, обвиняли в плохом управлении общиной, дурных манерах и сексуальных прегрешениях – привычные дореформационные обвинения.
Таким образом, в конце XVI века существовало и широко распространенное безверие, и религиозность, это отмечали также итальянские писатели периода Контрреформации. То, что церкви были пусты, а места развлечений полны людей, было обычным явлением. Молодых людей в елизаветинские времена привлекали травля медведей, игры, духовые инструменты, танцы, стрельба из лука и футбол. Танцы считались особенно губительными: это притягивает «молодых друг к другу вместо проповеди и молитвы, поэтому они остаются в невежестве». Охота, игра в шары и футбол отвлекали мужчин всех возрастов; футболисты в Грейт-Бэддоу (графство Эссекс) так допекли викария в 1598 году, что он конфисковал у них мяч[680]. Николас Бэкон спрашивал парламент в 1563 году: «Как получилось, что простые люди страны повсюду так
