3. Собра

- Ты лжешь мне, вестнику Господа. Ты пренебрегаешь долгом перед тем, кто дал тебе силу.

- Оставьте меня, - махнул рукой воин. - Я занят.

Каждое слово, каждое движение его сочилось пренебрежением. Лукавый даже не поднял голову, не оторвался от поглотивших его внимание записей. Слова проповедника он пропустил мимо ушей, а потом еще и дерзко отмахнулся, указывая посланцу Творца на дверь, словно своему лакею.

Лжец проворно водил пером по ткани, иногда поглядывал на престранного вида стопку снежно-белой бумаги, соединенной тонкой пружиной, переворачивал почти прозрачные листы и вновь принимался за письмо. Крупный твердый почерк, простой и разборчивый. Длинное перо с серыми пятнышками в руке казалось игрушкой; игрушкой оно и было - инструмент глупца, собравшегося возвести хижину на краю обрыва, и не желающего верить, что с гор уже спускается сель.

Свечи в шандале почти догорели. Близился рассвет. Окно было забрано ставнями, и единственным источником света служили три пляшущих огонька. В этом неверном освещении платье писавшего казалось не алым, а багрово-черным, словно запекшаяся кровь. Проповедник подумал о том, что лжец сам предрекает свою судьбу: он походит на жертвенную свинью в луже собственной крови. Одно движение жреца, и вольно хрюкавшая скотина превращается в бессильную плоть.

- Ты будешь меня слушать, - проповедник поднял руку и свечи погасли.

- Оставьте фокусы жогларам! - хозяин пошарил рукой по столу, нащупывая коробочку со спичками.

- Ты дерзок. Ты забыл о том, чьей милостью возвысился.

- Не забыл, - возомнивший невесть что о себе воин наконец-то соизволил поднять голову. - В свой срок я с вами рассчитаюсь, а пока что не мешайте.

- Где несущий в своих жилах кровь ложных богов? Ты обещал и солгал.

- Двое куда-то запропастились, а двоих других слишком уж хорошо охраняют. Похищение не удалось...

- Ты нерадив, нерадивы и твои слуги! Отступник! - выплюнул проповедник. - Ты думаешь, что можешь обмануть Господа? От его карающей длани не укроется никто, а все нечестивые помыслы видны ему, как на ладони!

- Да не пугайте вы меня. Будет вам в свое время королевский сын, один или другой, - воин разыскал деревянную коробочку и чиркнул спичкой о столешницу, вновь зажигая свечи. - Сейчас есть дела и поважнее.

- Твои дела - прах и тлен!

- Конечно-конечно... Я должен все бросить и затеять войну ради ваших причуд!

Посланнику Господа в первый момент показалось, что он ослышался. Уж больно легковесно и небрежно слетели с губ отступника эти слова. Легкость эта подобала бы безумцу, но сидевший за столом воин в кровавом одеянии, перечеркнутым золотой цепью, еще не лишился разума. Лишился он лишь памяти о том, кому обязан всем и страха перед Истинным Владыкой.

- Ты занесся и будешь повержен.

- Непременно буду. А сейчас оставьте мой кабинет. Иначе я кликну слуг.

- Кто пойдет за тобой, если нынче же все узнают о том, что ты отвернулся от Творца?

Лжец только пожал плечами и вернулся к своим записям. Проповедник знал, что с утра он поедет во дворец, чтобы вновь играть в глупые забавы мирских властителей, вернется поздно и продолжит свои труды, бесплодные, как ношение воды в решете. Время воинов и государей утекло, пролилось на сухой песок и не напитало его. Творец Единый и Единственный вернулся в мощи своей и стоит у двери мира, чтобы войти в него. Остался лишь один шаг и последний ключ, и тогда суетной тщетой обернутся указы, дани, злато и серебро, что так волнуют заблудшие души.

Тот, кому Господь доверил поднести ему этот последний ключ, оказался таким же глупцом, как любой прохожий, отбивавший поклоны лживым богам. Он обещал, он клялся, он превзошел тайны обрядов и щедро черпал силу из колодцев Создателя, ему были дарованы невиданные щедроты видений и откровений; и все же душа его оказалась такой же пустой и переменчивой, как мотылек, что вился вокруг свечи.

Проповедник не стал унижать себя спором с тем, кто отказывался его слушать. Он тихо выскользнул из кабинета и вернулся в отведенные ему покои. Воин дал довольно лживых обязательств. Он клялся, что в первый же день своего регентства отдаст в руки служителей Господа Фреорна тех, кто несет в своих жилах отравленную кровь чужаков. С тех пор минула почти девятина, а оба еще не отдали силу во имя Создателя. Человек в скромном платье старого покроя видел двоих из них близко, очень близко - а они не видели; глаза их застит гордыня. Для последнего шага хватило бы любого - и первенца короля-безумца, и отродья эллонских герцогов; но младшего из двоих ему запретил забирать сам Господь. Запретил также и помышлять о крови его старшего родича.

- Не касайся моего, - изрек Создатель, и взор его был гневен, хотя немилости этой верный слуга не заслужил: он умел отличать тех, на чьих лицах лежала тень серебра.

Королевский же первенец, плод греха, был дозволен для жертвы, дозволен и желанен. Его всегда окружали верные слуги - и те, что следовали явно, и те, что крались вослед, оберегая и защищая, но владеющему силой Господа это не помеха. Обмануть слуг, отвести глаза следящим нетрудно, сотню раз проповеднику удавалось подобное. Однако ж, воин-отступник просил оставить это дело для него; в первой попытке он не преуспел - а другую, кажется, предпринимать и не собирался.

Что ж, отступник и лжец сам виноват в своей судьбе. Он думает, что окружающие его следуют за ним? Он ошибается. Они пришли служить не мирскому владыке, а Господу Фреорну, они верны, соблюдают обеты и исполняют обряды. Каждый из них прошел первое посвящение и готовится ко второму, обрывающему все связи с фальшивыми богами. В споре заигравшегося дурака и глашатая Истины они сделают верный выбор. Воина же растерзают псы его врагов!

Жаль, что в нем самом и в любом из тех, кто пошел за ним, нет ни капли крови ложных богов. Узурпаторы хитры, кровь их охраняет себя и в четвертом колене иссякает. Внуки младшего из тех, что избраны Господом для себя, уже не будут нести в себе золотого проклятья. Должно быть,