Вино Саннио приказал подать в свой кабинет.

- В последнее время вы не жалуете нас своим присутствием, - заметил Фиор.

- Накопились дела, которые требуют моего внимания. Скоро пятая девятина. Подати, выплаты, пожертвования... Герцог не успел объяснить мне все, что я должен знать. Приходится учиться на скаку.

- Это единственная причина?

- Нет, - Гоэллон слегка рассердился: почему он должен давать отчет каждому, кто спросит? Разве приведенного объяснения недостаточно? - Я не желаю лишний раз огорчать господина герцога Алларэ своим видом, своими словами и прочим...

- С чего вы взяли, что это так?

- У меня была возможность в этом убедиться.

- Алессандр, что с вами происходит? - Ларэ отставил бокал.

- Что бы со мной ни происходило, это касается только меня, и я справлюсь с этим сам! - отрезал Саннио; благие намерения пошли прахом - и кто просил гостя лезть к нему в душу? Реми выразился вполне внятно: молчи, не подавай виду... - У герцога Алларэ есть для меня поручения?

- Я привез письмо для господина капитана Кадоля, но это было только поводом посетить вас, - Фиор терпеливо улыбнулся.

- Передайте герцогу Алларэ, что все его распоряжения будут выполнены в точности и в срок.

- Я передам. Что мне ему ответить, если он будет о вас спрашивать?

- Что я неукоснительно следую данному им совету!

- Алессандр, вы уверены, что верно поняли этот совет? - господина Ларэ, оказывается, тоже можно было рассердить. Глаза потемнели, как небо перед грозой. - Вы чудите, как мой брат-принц, но ему-то и пятнадцати еще нет!

- Что опять не так? - Гоэллон неторопливо встал с кресла, расправил манжеты и поднял со стола бокал и поднял его на уровень груди. Вино билось в стенки. - Я говорю - и неугоден, я молчу - я вновь неугоден? Чего изволите желать от меня вы, герцог Алларэ, все прочие? По какому праву, хотел бы я знать?!

- Послушайте меня, Алессандр...

Через пять минут Саннио сидел в кресле, красный как рак и мокрый, как мышь. Фиор говорил недолго, но в два десятка фраз он ухитрился уложить отповедь, подобную которой юноша не слышал и от дяди. При этом ни одного обидного слова, ни одной ядовитой колкости не прозвучало.

- Мы носим свое горе, тревоги и боль в себе. Мы служим - своей земле, своему королю, своему сюзерену. Мы несем свою ношу безропотно и гордо, - закончил Ларэ. Слова, уместные в проповеди или книге, в устах королевского бастарда звучали и буднично, и просто, без напыщенной торжественности. Старший брат по крови говорил с младшим...

- Я только не хотел никому досаждать! Не более того... - после долгой паузы прошептал Саннио; до него начало доходить, насколько неприличным и постыдным выглядело все его поведение в последние дни. Позор и для девицы на выданье, а уж для наследника Старшего Рода... - Я дурно себя чувствую в последнее время.

- Вы больны? - встревоженно спросил собеседник.

- Едва ли. Я просто не могу спать...

- Отчего же?

- Мне снятся дурные сны. Мне кажется, что меня кто-то хочет подменить во сне. вытесняет из тела... - раз проговорившись, остановиться было трудно. - Мне снится один и тот же сон, я не могу его запомнить, а ведь всегда запоминаю сны. Темный, тошный... Словно змея обвивает и душит!

- Сколько вы уже не спали?

- Седмицу, наверное. Не помню... Мэтр Беранже сказал, что я совершенно здоров и посоветовал мне пить травы. Это я и сам бы мог сделать. Я знаю все сборы. Но сны не уходят, только проснуться тяжелее.

- Когда это началось?

- В тот день, когда вас ранили. Герцог Алларэ просил меня сделать что-то непонятное. И я будто бы призвал по свою душу всех демонов!

- Собирайтесь, - поднялся гость. - Поедем к герцогу Алларэ.

Через пару часов Саннио, все существо которого упиралось против поездки и тем более против исповеди, сидел в кабинете Реми и, под двумя такими разными, но одинаково пристальными взглядами, рассказывал все заново. Господин Ларэ оказался отменным доносчиком: он не только запомнил каждую фразу, но и повторил все перед алларцем слово в слово.

- Реми, я не знаю, чего вы хотели, но вижу, к чему это привело, - подвел итог бастард. - Извольте что-нибудь с этим сделать.

Алларэ молчал долго, очень долго - Саннио даже показалось, что он заснул в кресле. Взгляд был устремлен к холодному камину, но для Реми там, наверное, плясали языки пламени, синие тени играли на белой облицовке, а уголья вспыхивали и гасли, притягивая к себе. По каминной плитке вились виноградные листья, узор, который в этом доме был повсюду. На гербе герцогов Алларэ была ветвь с золотыми цветами и девиз "Радуйся!", но гроздья винограда сгодились бы куда лучше.

- Не знаю, смогу ли, - сказал герцог наконец. Губы едва двигались. - И я должен объяснить, почему. Есть сила, что Бдящие братья зовут волшебной, колдовской... Она позволяет многое. Убеждать и привлекать, подчинять и исцелять. Нас было трое, владеющих ей. Было... Скоринг знал, что делает, сила узнает силу. А я тогда очень хотел бежать... - Реми осекся, потом продолжил уже ровным голосом. - Большая часть прежних умений мне недоступна.

Саннио вспомнил шелковую паутину прикосновений, которой оплетал любого собеседника Реми. Ладонь на запястье, узор, который танцуют пальцы перед глазами во время разговора, блики изумрудов в кольцах... колдовская пляска жестов и касаний, чарующая и завораживающая. Угадал ли он, или Реми имел в виду нечто другое? Как догадаться? И кто третий? Альдинг Литто?

- Что же делать Алессандру? - продолжил Ларэ. - Вы...

- Я все помню. Без защиты вы не останетесь, - на туго обтянутых кожей скулах проступили желваки. - Вы заставили меня задуматься, Сандре. А теперь хорошо бы задуматься вам. То, что преследует вас во снах - оно и впрямь вам незнакомо?

Молодой человек сосредоточился, глядя в свою чашу. На дне осталась крошка пряностей, обломки коричной трубочки, смешные стерженьки гвоздики. Густой осадок лениво колыхался, когда Саннио качал чашу из стороны в сторону.