Шрифт:
Закладка:
— Давай-давай! Бегом на промывание!
Глава XI. Старые раны и свежие шрамы. Часть III
Если он что и ответил, то Мия того не расслышала — подруга захлопнула дверь и закрыла её на засов, а потом обернулась и спросила:
— Мышонок, тебя прям не узнать. Что случилось-то, помер кто или стащить какую-нибудь безделицу не получилось, и теперь Ваган на тебя гневается?
Подруга говорила с таким участием и заботой в голосе, что у Мии не получилось не улыбнуться. Но рассказать хоть что-то язык не поворачивался.
— Да так… за тебя вот переживаю, — Мия потянулась рукой к своей шее.
— Ай, ерунда, заживёт, — отмахнулась Булочка. — Ты за меня не беспокойся, я и не такого на своём веку видала, меня этим не проберёшь. Я ещё на твоей свадьбе намерена всё вино выпить!
— Скажешь тоже, на свадьбе! Кому я нужна-то? С костлявой задницей да…
Тут Мия запнулась и прикусила губу. В ушах зазвучал хриплый голос, обладатель которого с таким пренебрежением высказывал что-то о её фигуре, волосах и прочем. От внезапно нахлынувшей жалости к себе засвербело в горле.
— Да хоть кому! Думаешь, мало мужиков на тебя смотрят да облизываются?
— И что мне с тех облизываний? Чего от них ждать-то, в лучшем случае одной ночи, а большинству и пяти минут в укромном месте хватает.
— Мышонок, ты сама-то пробовала с кем дольше, чем на одну ночь остаться? А не сбегать под утро раньше солнышка? Ты же сама от чувств бежишь, лишь бы не…
— И ничего я не бегу! — выпалила Мия, но тут же замолчала и поджала губы.
От слов подруги где-то под сердцем почти болезненно потянуло. А ведь Булочка права, да только Мия никогда о том раньше не думала. Все её увлечения оказывались мимолётными и длились недолго. Даже к самым симпатичным парням, какими бы умелыми любовниками они ни оказывались, после одной-двух ночей она охладевала и предпочитала больше никогда с ними не встречаться. Словно боялась, что, если замешкается хоть на секунду, — пропадёт. А может, искала что-то такое, о чём сама не знала. И так ни разу и не нашла. Булочка, как видно, почувствовав её смятение, подошла к Мие сзади, перегнулась через спинку кресла и крепко обняла, сплетя руки на груди.
— Тебе влюбиться нужно, — зашептала подруга почти в самое ухо. — И чтобы тебя любили больше жизни, то даже поважнее будет. Чтоб сердечко твоё замороженное оттаяло. Только нормального мужика найти, не мудака отборного, каким тот хорёк был. Или как его там…
— Хорёк? — Мия обернулась и с сомнением глянула на подругу, но так и не смогла понять, о чём речь.
— Да этот, как его…
Тут голос её опять сорвался на хрип, перемежавшийся лающим кашлем. Булочка подошла к стоящему на столике графину, плеснула в бокал вина и парой глотков осушила его. Потом потёрла горло и продолжила:
— Рыжий такой. Которому ты невинность свою вручила.
— Лисом его звали, — буркнула Мия.
— Да, точно! А я всё Хорёк да Хорёк. Хотя Хорьком-то он и был, ещё каким. Вы, две мелкие глупыхи! Сиськи ещё не отрастили, — тут Булочка бросила взгляд на скрытую под служаночьим платьем грудь Мии, — правда, ты ими до сих пор не обзавелась, а уже за ним с задранными юбками бегали. Ты же мне все уши тогда прожужжала этим Лисом.
— Погоди. В смысле мы?
— Так ты и Ида. Ты-то мне всё пела, какой Лис замечательный, как вы поженитесь и домик у речки себе справите. А Ида мечтала, чтоб он в Гильдии её продвинул, будто он там кем важным был, а не обормотом портовым. А как прознала, что Лис с неё на тебя перескочил, так первосортным дерьмом тебя поливать принялась. Всё твердила, что ты шлюха и у неё любимого увела, и она тебе этого с рук не спустит. Тоже мне любимый, ни одной крысёнки не пропустил… Он же сперва её оприходовал, потом тебя…
— А потом казнили Тилль, — глухо ответила Мия.
— Да. А он пока не помер так и прыгал с одной на другую, как блоха на аркане.
А она и не знала. Даже не догадывалась, что Ида и Лис… Мия опустила голову, почти упершись подбородком в грудь, словно в попытке заглянуть вглубь себя, найти там… Ревность? Обиду? Злость? Но ничего этого не чувствовала. Словно и впрямь сердце у неё заледенело.
Если бы она тогда знала, смогла бы его отвергнуть? Смогла бы не влюбиться в улыбчивого и красивого парня, так настойчиво за ней увивавшегося? Если бы знала, что до неё он также увивался за подругой, да и не только за ней. Вряд ли. Даже если бы Булочка тогда сказала… Она, такая молоденькая и наивная, ей бы просто не поверила. Мия всхлипнула и обхватила себя за плечи, так, что ногти впились в кожу даже сквозь ткань платья и нижней рубашки. Воспоминания о тех днях, так некстати освежившиеся после эликсира Лаки, вновь закружили её в горестном водовороте, такие яркие и живые, будто всё только вчера и было. Но образ Лиса, которого она, правда, думала, что любила, осталось размытым, туманным пятном. А перед глазами раз за разом вставало заплаканное лицо Тилль, её тоненькие ручки, и золотая монетка на ладони стражника. Это её вина. Она должна была…
— Дура я, Булочка, дурой была да ей видимо и осталась. Не любовь то была, не любила я его. Я Тилль любила, да не уберегла.
Мия встала из кресла и отбросила подушку, пытаясь не замечать дрожь в ногах и подступавшие слёзы. Зачем ей то проклятущее зеркало, если так многое хочется навсегда забыть, чтобы больше не рвать себе сердце. Что она там могла бы увидеть? Ещё больше боли?
— Да и не нужен мне никто. Какая уж мне любовь, — бросила она, выходя из будуара.
Вместе с сумерками на Портамер опустился густой туман. Словно древний монстр, поднявшийся из морских глубин, он захватил город, и по улицам расползлись его стылые щупальца, так и норовившие забраться под юбки, схватить за ноги и утащить во тьму. Отсыревшая шерсть платья липла к телу, ноги скользили по мокрым булыжникам мостовой, Мия поминутно ёжилась и надеялась лишь, что она не растянется на земле и не расшибет голову об камни.
Дорогу было не разобрать, и шла она скорее по памяти, петляя в лабиринте улиц и переулков, заволоченных туманом, из которого то и дело выныривали спешившие
