— Тогда что за мысли тебя волнуют, раз ты тут сидишь?

— Не волнуют, скорее заставляют размышлять и из-за этого трудно спать.

— Ты всё ещё не ответила на мой вопрос, — Настя уже промокла и явно замёрзла.

— Свои мысли, долгие истории, — она уклонялась по максимуму, и я решил, что это бесполезно.

— Любовные пади, — усмехнулся я. — Ладно, это не суть. Давай в дом, ты уже промокла и спать ложись.

— Хорошо, считай, что уже иду, — я не был готов ей поверить на слово и поставил условие.

— Когда поднимусь обратно, то ты должна быть внутри, товарищ командир.

— Можно было без этого, но хорошо, — она встала и посмотрела мне в глаза. Волосы были уже сырые, но не мокрые на сквозь. — Я уже возвращаюсь в дом. Хоть раскаты молнии ужасно красивы и за ними можно наблюдать часами.

— Природа страшно красивая, но и страшно опасная, давай, я надеюсь, что ты не заболеешь.

— Не заболею, — мы зашли внутрь, и она закрыла за собой дверь.

— Спокойной ночи, и спасибо за заботу, — для меня это было даже чем-то неожиданным.

— Спокойной, обращайся, — сказал я и начал спускаться вниз.

Вернувшись в кровать сон снова начал брать своё, словно я был поднят только ради того, чтобы вытащить Настю с балкона и сходить в нужник. Под одеялом было значительно теплее, чем в доме, поэтому я закутался в него и так уснул.

На утро следующего дня было всё также, как и до этого, словно ночной встречи с Настей и вовсе не было, хоть это и логично, что могло измениться от той встречи? В этот раз после обеда Настя учила нас азартной игре. Смысл игры был в том, что игрок загадывает число, которое он выбросит за четыре броска кубика, и если у тебя наибольшая разница между загаданным числом и фактическим, то тебе загадывают желание. В эту игру можно было играть на деньги, используя кучу разных схем с количеством бросков и правил. Неизменным был сам принцип, а именно подсчёт разницы между числами. Эту игру называли «Бросок Фортуны», ведь в какой-то мере тут всё зависело от удачи, а также от формы кубиков, ровности поверхности, на которую их бросают и, конечно же, от самой техники броска кубика.

— Итак, Антон, ты в третий раз остался позади, — сказала Настя, у которой разница между загаданным и выпавшим была всего единица, — а значит и нам загадывать тебе действие или ещё что-либо. Борь, какие твои предложения?

— Я даже не знаю, что такое можно загадать, — Борис либо не хотел придумывать мне что-то изысканное, либо он прикрывал меня, а может просто давал инициативу Насти, которая всё время и придумывала все задания и вопросы.

— Ладно, тогда пойдём по самому простому. Антон, сколько раз ты признавался в любви? — такого вопроса я не ожидал. Не то, чтобы он застал меня врасплох. Просто в моей жизни не было каких-то долгих отношений, да их вообще не было. Так на пару недель, дней, часов.

— Дважды. Первый раз это произошло, когда я лежал на крыше сарая, а по дороге аккуратно шёл лысый, здоровый как бык, бандюга. А рядом его свора, — в этот момент на лице Насти застыл вопрос, а Борис смекнул и уже сидел улыбаясь. — Я прицелился и сделал ровно семь выстрелов, чтобы положить пятерых на расстоянии в три сотни метров. Тогда я признался в любви своей винтовке. Это было так давно, даже сложно вспомнить что за винтовка была, но я уверен, что она не в обиде.

— А второй раз? — Настя рассмеялась, поняв, что к чему.

— Второй раз я признавался в любви бронепластине, — тут уже не выдержал Борис и тоже рассмеялся. — Ничего смешного, когда вам в грудь прилетает снайперская пуля, а ты, едва сдержав такой удар ныкаешься, то проверив, что нет сквозного в плите, признаёшься ей в любви за её верность и стойкость. Если бы не она, я бы тут не сидел.

— А если честно? — Настя смотрела мне в глаза, словно я был на допросе.

— А чем тебе не честно? Больше я и не признавался никому в любви. Время знаешь ли не находил. Я не веду оседлый образ жизни, да и не встречал девушек, что рвутся за тобой в бой и вообще рады ходить круглыми стуками по выжженной войной земле. Выживать тут не так просто бывает. Каждый день может быть последним, когда спишь не в большом и защищённом доме, а где-нибудь в сарае, а то и вовсе под деревом. Ладно, когда вас двое, а когда ложился один, то тут все шансы были не проснуться утром.

— Хорошо, продолжим, — Настя схватила кубики и немного подумав сказала: — Одиннадцать, — потом совершила серю бросков и в общей сумме выпало шестнадцать. — Ну у меня ещё есть шансы, — неловко сказала она.

— Проверим, — Борис, взяв кубик, повертел его в руке. — Двадцать один, — что было самым удивительным, так это то, что именно двадцать один он и выбил.

— Хорошая рука, — медленно проговорила Настя, понимая, что теперь всё зависит от меня. А Борис теперь откинулся на стуле в ожидании окончания партии.

— Одиннадцать, — я специально выбрал это число, осталось только выбить максимально близкое к нему.

— Ты специально, да? Ну давай, удачи, — Настя смотрела с напряжением.

Первый бросок показал два, что было вполне хорошо. Второй — четыре. Третий — три, а на четвёртый раз кубик бешено завертелся на столе и в итоге показал шесть.

— После третьего броска у тебя не было шансов проиграть, — Настя словно обвинила меня в том, что я так бросаю.

— Ну что поделать, давай думать над вопрос, Борь.

— А давай влепим ей ответочку? Такой же вопрос, как и она тебе?

— Ах вот какие вы хитрые, ну хорошо, — она собралась с мыслями и начала. — Было три раза и во всех случаях это были люди, — уточнила она, бросив на меня взгляд и наклонив голову на бок. — Первая детская любовь в двенадцать лет. Я тогда ещё с родителями ругалась, объясняла, что он мой на веки и мы с ним будем жить в шалаше. Ничего не вышло, он построил шалаш для другой. Второй раз уже была постарше, в шестнадцать. Это был молодой солдат. Долго это не продлилось, я была малой для него. Возможно он бросил меня не без помощи отца. Третий раз в двадцать лет. Молодой офицер, сначала всё было прекрасно, но потом он начал зазнаваться и всё закончилось. Вот и всё. Ничего серьёзного, если честно.

В