Вы говорили когда-то: страсть — это судьба. Поясните.

Неужели я так сказала? Знаете, как бывает с писателями — придут к тебе, спросят: помните, вы говорили то-то и то-то? А ты отвечаешь: видите ли, это же было 20 лет назад! Так что же я думаю о человеческом сердце, о страсти, о желании? По-моему, какую-то роль в этом играет судьба. Нас тянет к людям, с которыми нам суждено повстречаться, мы оказываемся, как бы трудно это ни было, в местах и обстоятельствах, в которых нам суждено оказаться. Да, я во все это верю. Судьба и собственная воля друг друга взаимно не исключают. Здесь нельзя сказать: либо одно, либо другое. По-моему, человек попадает в какую-то ситуацию, а уж потом, в этой ситуации оказавшись, он волен распоряжаться собой. Можно уйти, а можно пойти вперед; можно как-то ответить на проявления внешнего мира, а можно замкнуться в себе. Напримед когда Юнг рассуждает о желании, он называет его белой птицей и говорит: иногда ее можно поймать, совершить ответный поступок, а иногда это знак свыше. Но в любом случае одного делать нельзя — нельзя подавлять желание, делать вид, что ничего не чувствуешь, нельзя пытаться выставить его за дверь. Можно пойти на зов белой птицы, ловить же ее необязательно. И это прекрасно! Прекрасно, что внутри ситуации есть возможность выбора. Порой страсти и желания настолько бурно кипят внутри, что кажется, будто вся твоя жизнь вот-вот взорвется. И это на самом деле так. Но потом приходит время трудного выбора: как мне поступить по отношению ко внешнему миру? Бросить мужа, жену, детей, работу, страну, все, что мне близко? Может быть, это — сильнейшее вулканическое сотрясение моего внутреннего «я», с которым надо справиться первым делом, прежде чем начинать что-либо вовне? И простого ответа здесь не существует. Но правильный выбор — следовать зову этой страсти; вот почему я называю это судьбой. Будь то страсть к другому человеку или какой-то глубокий душевный принцип — непременно следуй этому зову. Иначе люди превращаются в полнейших невротиков, становятся неполноценными — из-за тога, что пытаются не замечать то огромное, что происходит у них внутри. Понимаете, в искусстве не замечать огромное невозможно, потому что искусство — это когда говоришь правду. Стихотворение часто представляется мне детектором лжи: лгать здесь невозможно, это ни к чему не приведет, здесь необходимо говорить правду. Перед человеком, который занимается творческой деятельностью, всегда стоит этот вопрос: говорю ли я правду самому себе, а значит — способен ли говорить правду другим? К этому тебя подталкивает искусство, снова и снова: говори правду, как бы это ни было трудно.

Корректно ли сказать, что ваша вещь «Каменные боги» написана в жанре фантастического романа?

Нет, я бы не стала называть роман «Каменные боги» научной фантастикой. Но это потому, что я терпеть не могу всяческие ярлыки. Большую часть жизни я занимаюсь тем, что срываю их с разных вещей и говорю: «Давайте посмотрим, что под ним». По-моему, люди часто навешивают ярлыки на что попало, потому что им так проще, но о чем книжка, понятнее от этого не становится. Если так рассуждать, то любая книга, действие которой происходит в прошлом, — исторический роман, а когда действие происходит в будущем — это научная фантастика, а коли действие происходит в настоящем — это реалистическое произведение, и так далее. Но это вовсе не так. Ты выбираешь дорогу, выбираешь нужные тебе в данный момент приемы — это выбоц писатель выбирает то, что ему нужно, чтобы рассказать историю. Меня сильно волновала судьба нашей планеты, будущее нашей сегодняшней ситуации. Поэтому мне понадобилось отправиться в будущее, чтобы посмотреть, где мы можем очутиться. Но все-таки, по-моему, книга не становится научной фантастикой только из-за того, что там есть парочка роботов. Однако людей это заинтриговало, они стали говорить: а, значит, она теперь научную фантастику пишет. А я отвечаю: нет-нет. С тем же успехом можно было бы назвать «Страсть» историческим романом, а «Тайнопись плоти» — историей любви двух лесбиянок. Это же глупо! Возьмите и прочтите книгу!

Вам нравится заниматься собственной страничкой в интернете?

Я люблю заниматься журналистикой, мне нравится писать, когда поджимают сроки, нравится этот жанр. Здесь я могу говорить о том, что думаю — и об искусстве, и о культуре, и о политической ситуации, и о ситуации экологической. Теперь у меня есть право голоса, есть общественная платформа, а значит, я должна ее использовать, чтобы высказывать свое мнение. По-моему, сейчас не время сидеть в стороне и оправдываться. Сейчас нам всем пора подняться и сказать: вот что я думаю и вот почему. И журналистика тут очень кстати. Это занятие другого порядка, оно не требует от тебя и доли того, что требует проза, — не требует полной самоотдачи. С творчеством все по-другому — либо полная самоотдача, либо ничего, вот так. Но в журналистике, конечно, нужна главным образом голова. Ведь когда я пишу статьи, в этом не участвует все мое тело целиком, а когда пишу прозу — участвует. Так что это разные вещи. Что касается моего сайта — мне хотелось сделать по-настоящему хороший сайт. Мало кому из писателей это удается — у многих они довольно скучные. А в наши дни молодые ребята влетают в интернет и сразу смотрят: интересно ли это, увлекательно ли, стоит ли тут задержаться минут на пятнадцать — и все, пошли дальше. Поэтому надо, чтобы на сайте было что-то, не могущее оставить людей равнодушными. Я не заблуждаюсь насчет технологии, понимаю, что молодежи это нужно. Мне хочется, чтобы до них дошло содержание, но я знаю, что для этого нужен формат, который их заинтересовал бы. Поэтому мой сайт так красочно, живо оформлен. Да, я действительно уверена, что это — мой общественный долг. Я обязана говорить с людьми о том, что считаю важным. Этот вебсайт — моя благотворительная деятельность, мой общественный долг.

Чьим последователем в литературе вы себя считаете, чьи традиции продолжаете?

Для женщины-писателя характерно обращаться к своим личным предшественникам. Я получила очень хорошее образование, но, знаете, когда я в Оксфорде изучала английскую литературу, у нас в программе еще не было Вирджинии Вульф. Как не было и никаких других писателей-женщин помимо тех, кого называли «великой четверкой писательниц XIX века» — в нее входили Джейн Остин, Джордж Элиот, Шарлотта Бронте и Эмили Бронте. Для женщины, которая хочет писать,