не желает повиноваться приказу и настаивает на том, чтобы мы вырезали всех жителей города! Враг уже сдался! Если не пощадить население, мы нарушим гармонию Неба и Земли и подорвем свою репутацию. В других сражениях враг уже будет знать, что живым ему не выбраться, стало быть, ожесточится и будет биться свирепо! Мы потеряем множество солдат!

Услышав про «вырезать всех жителей города», Шэн Линъюань вскинул голову и оторвался от писем. У его ног распростерся один из военачальников. И на этот раз юный император не спешил с ответом.

– Отозвать Алоцзиня, – после долгого молчания приказал он.

Военачальник приподнял голову. На его лице читалась надежда, что молодой государь, одурманенный шаманами, наконец-то пришел в себя. Однако он жестоко ошибался.

Стукнула о стол брошенная кисть. Понизив голос, император добавил:

– О намерениях Алоцзиня – ни слова. Другим скажите… да, сообщите, что демоны-яо, защитники города, только сделали вид, что сдаются. Алоцзинь лишь разоблачил их коварные замыслы… Да, пусть их погибель послужит хорошим уроком.

От этих указаний военачальник аж позеленел от злости. Однако юный император будто бы не замечал его гнева и продолжал излагать свои соображения. В его тоне слышалась озабоченность:

– И еще кое-что… Это касается сдавшихся и находящихся в плену демонов-полукровок. Они пожелали встать на нашу сторону… Мы обещали им покровительство и защиту… Да, чистокровные демоны их не принимают, держат за изгоев, однако кровное родство не избыть… Что ж, запомни: если кто-то из них придет просить покровительства, постарайся их надежно спрятать. Никто (и шаманы в особенности) не должен знать, кто они и где находятся.

Получив императорское повеление, военачальник едва ли не рвал и метал. С аудиенции он вылетел, весь клокоча от гнева. Его жалобу в очередной раз не услышали, поскольку юный император слишком благоволит шаманам. Будто одурманен их чарами!

До сих пор Сюань Цзи спокойно наблюдал за событиями прошлого, а тут очень живо представил, как бы чувствовал себя на месте этого военачальника, который раз за разом подает жалобы, а их упрямо отклоняют. Обида уколола Сюань Цзи: «Ну почему император так предвзят?» Однако он вовремя вспомнил, что его эти дрязги не касаются, и озадаченно одернул себя: «Мне-то какое дело?»

Так вышло, что Шэн Линъюань с детства полагался лишь на себя, поэтому жесткость и упрямство вошли у него в привычку. Став императором, он поступал лишь так, как считал нужным, и упорно благоволил Алоцзиню, не понимая, что однажды эти милости выйдут ему боком, но сожалеть будет поздно.

Однако взрослая версия Шэн Линъюаня уже выучила горький урок. Окинув себя прошлого строгим взглядом, бывший император пояснил Сюань Цзи:

– Дань Ли дважды предупреждал меня. Сначала он сказал, что император слишком много дал клану шаманов, но я к нему не прислушался. Затем он намекнул, что Алоцзинь излишне жесток в отношении демонов: в военное время его поступки могут казаться позволительными, но с наступлением мира каждая его выходка будет иметь многие последствия, что неизбежно приведет к беде. Но я рассудил иначе: как можно сдержаться, когда враги убили твоего отца? Иначе говоря, я снова не послушал его.

– Но ведь «демонами-яо» называли очень многих, – заметил Сюань Цзи (он неожиданно хорошо знал ход Великой междоусобицы). – Да, среди них хватает тех, кто поддерживал завоевания князя демонов и выступил на его стороне, но также были и те, кто испокон веков противостоял ему. Были еще всякие птицы, чудесные звери… Те же отшельники, которые решили уйти в дремучие леса и подняться в горы, чтобы укрыться от войны. Встречались и полукровки, которых отвергли чистокровные демоны-яо… По-моему, к концу войны очень многие захотели перейти на сторону людей, и лучше них союзников было не сыскать. Вот только Алоцзинь бы их ни за что не принял.

Став старейшиной, он так и не вырос. И не был готов к огромному миру извне. Для него все по-прежнему делилось на хорошее и плохое, на черное и белое.

– Именно. Желая дать покровительство полукровкам, перешедшим на нашу сторону, я приказал учредить Тринадцатое ведомство. Оно стало прообразом ведомства Цинпин. Разумеется, все держалось в строжайшем секрете, Алоцзинь не должен был узнать. Однако слишком многие желали ему зла и прочили худой конец. Едва Тринадцатое ведомство основали, как на следующий день слухи о нем дошли до Алоцзиня. Разумеется, он самовольно бросил передовую и примчался ругаться со мной.

– Ты же мне обещал! Обещал! Сказал, что поможешь отомстить! А теперь попиваешь с этими тварями вино и ведешь беседы! Лжец! Лжец! – кричал, не помня себя, Алоцзинь. Сородичи разбаловали его до крайности, и к Владыке людей он относился как к названому старшему брату, с которым вместе вырос. Да, порой он, подражая другим, обращался к нему «ваше величество», но по большей части считал это за игру. На самом деле никакого почтения и подобострастия к нему он не испытывал.

Конечно, можно накричать на старшего брата и, самое большее, получить за это пощечину, но если противостоишь Владыке людей, вождю ста кланов, это могут расценить как государственную измену.

Только Шэн Линъюань не желал гневаться на Алоцзиня, хотя тот и принес ему много тревог и горя. В ту пору нельзя было давать поводов усомниться в величии и силе Владыки людей – это грозило мятежами в войсках. Пользуясь тем, что простой народ пока безмолвствовал, Шэн Линъюань принял кое-какие меры. Ему ничего не оставалось, кроме как запереть безобразно скандалящего Алоцзиня. Позже юный император подумывал прийти к нему – снять в ночной тиши доспехи «Его Величества» и поговорить уже как брат с братом. Как Линъюань с Алоцзинем.

Но когда Алоцзиня увели, Шэн Линъюань обнаружил, что у него от досады аж сердце ноет.

Как раз тогда из-за занавеса раздалось:

– Не волнуйтесь, ваше величество, когда к вам ворвался молодой старейшина, я уже приказал людям удалиться. Мало кто слышал вашу беседу.

От звука этого голоса Сюань Цзи содрогнулся: в тоне ему почудились зловещие нотки, а от самого говорившего явно веяло смертью…

Что до юного императора, то он, услышав этот голос, будто бы расслабился. Величественная строгость, застывшая на мертвенно-бледном лице, сменилась смертельной усталостью. Шэн Линъюань шепотом позвал:

– Учитель?

Занавес скрывал фигуру человека, который и не думал показываться, – сквозь ткань проглядывалась только чья-то расплывчатая тень. Обращаясь к Шэн Линъюаню, таинственный учитель неспешно повел свою речь:

– Молодой старейшина ненавидит демонов-яо, и это обернется для нас бедой. Впрочем, я уже говорил об этом, ваше величество…

– Мы… Я понимаю это, – перейдя с формальной речи на обычную, юный Шэн Линъюань тяжко вздохнул. –