- Потому что это было то, чего я хотела. Потому что стать органической - стать живым воплощением самой себя - было конечной точкой, к которой я двигалась на протяжении всего своего существования. Я начинала как бестелесная программная эмуляция, вещь, сшитая из публичных и личных записей о себе. Искусственный интеллект. Затем я стала чем-то большим, чем когда-либо ожидала дорогая Санди. Полностью автономный, самосознающий искусственный интеллект - вещь слишком опасная, чтобы позволить ей существовать. Поэтому я сделала себя невидимой, рассеянной, разреженной - далеко за пределами досягаемости Когнитивной полиции - пока не пришло время, когда мне понадобилось настоящее тело, в которое я могла бы запереться. Вот как я попала на борт "Занзибара" - засунутая в куклу-робота. Но потом я приобрела эти нейронные паттерны. Они оказали на меня интересное воздействие - подтолкнули меня к краю моего собственного горизонта вычислительных прогнозов. Я больше не могла предвидеть свою собственную реакцию на любой данный стимул. Я стала донкихотской, непредсказуемой - склонной к капризам и внезапным, иррациональным переменам в настроении. Я испытывала сложные психические состояния, которые могла охарактеризовать только как эмоции. Другими словами, человек - за исключением того факта, что мое тело все еще было искусственным.

- Откуда вы знаете, что эмоция - это эмоция? - спросил Нхамеджо.

- Потому что я не идиотка, доктор. Потому что, когда что-то болит внутри тебя, когда у тебя никогда раньше не было ощущения, что тебе больно внутри, - ты делаешь очевидную вещь и даешь этому название. Одной из моих эмоций, если можно так выразиться, было страстное желание.

- Мне трудно в это поверить, - ответил Нхамеджо.

- Мне самой трудно в это поверить. Дело в том, что я почувствовала в себе отсутствие - незавершенность. И знала, что пока не восполню это отсутствие, я не буду чувствовать себя счастливой. Там. Еще одна эмоция.

- Продолжайте, - сказала Гома, чувствуя лояльность к Юнис.

- Я чувствовала, что почти достигла чего-то, но вместе с этой близостью пришло почти невыносимое желание завершить круг, достичь художественной кульминации. Вы когда-нибудь смотрели на головоломку, в которой еще не вставлен один фрагмент? Я была послана на свет с одной целью: заступиться за Юнис Экинья в отсутствие ее живого "я". Я всегда была несовершенной заменой, достаточно точной копией, но ничего такого, что можно было бы принять за настоящее. Но Хранители изменили все это. Для них это было тривиальным делом - разобрать Чику Грин на части. Они знали, что заставляет нас работать. Они знали, как оживить меня - как влить огонь в мою душу.

Гома знала, что это все еще может быть трюком - умная робототехника может создать иллюзию сердцебиения, или вдоха, или жидких тайн живого глаза. Но все инстинкты подсказывали ей, что доктор Нхамеджо не найдет ничего подозрительного, каким бы тщательным ни было его обследование. Он был прав: она не стала бы делать такого утверждения, если бы это не было доказуемо.

Действительно, было непривычно сидеть напротив этой женщины и находить странным и чудесным, что она сделана из кожи и костей, а не из металлов и пластмасс. И в своем роде более тревожной, чем когда-либо мог бы быть любой робот. Роботы были познаваемы; их управляющие алгоритмы могли быть сложными и непрозрачными, но они все равно оставались алгоритмами. Роботов можно было отключить или уничтожить, если они становились надоедливыми.

С людьми все было далеко не так просто.

- Не знаю, что с вами делать, - сказала Гома.

- Это первая разумная вещь, которую сказал кто-либо из вас. Конечно, ты этого не знаешь. Я сама не знаю, что с собой делать, и у меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом.

Гома искала изъян в ее лице, какой-нибудь намек на машинную жесткость, текстуру или глянцевитость, которые были не совсем правильными. Но в Юнис не было ничего такого, что выглядело бы ненастоящим.

- И давно вы в таком состоянии?

- Почти столько же, сколько я здесь. Вот что странно - я, кажется, не старею, во всяком случае, до такой степени, которую могу измерить. - Говоря это, она подняла свою руку для осмотра, поворачивая ее то так, то эдак. - Я не просила их сделать меня физически бессмертной, но, похоже, они все равно это сделали. Возможно, они приняли смерть за простой недостаток дизайна, ошибку в системе и удалили ее из моего тела. Должна ли я быть благодарна? Полагаю, так и должно быть.

- Звучит неубедительно.

- Они сделали меня совершенной, и при этом привнесли несовершенство - ту часть меня, которая не соответствует живой Юнис. Она ожидала смерти. Смерть была главной пружиной, заставлявшей ее работать. Как вы думаете, выполнила бы она хотя бы треть того, что сделала, не зная этого?

- Вас можно убить?

- Не знаю. Полагаю, да. С другой стороны, я еще не проверяла это на практике. - Она склонила голову набок с внезапным птичьим интересом. - Кто ты, собственно, такая? Моя пра-правнучка? Дай мне подумать.

- Вы можете добавить еще одно "пра" - вашей пра-правнучкой была моя мать. Но все это не имеет значения. Кем бы вы ни были, кем бы вы ни стали, это не делает вас внезапно моим далеким предком. - Но теперь Гома обнаружила, что жаждет получить больше ответов. - Кстати, о Ндеге - зачем вы вызвали ее через космос? Что здесь такого важного?

- Мне нужна Экинья, и я подумала, что ее будет достаточно.

- Просто Экинья? И ничего больше, кроме этого?

- Кто-то, имеющий опыт общения с танторами.

Гома позволила себе поежиться от тайного возбуждения. Она взглянула на Ру, и в этом взгляде читалось простое признание их общего трепета. То, на что они надеялись, во что они едва осмеливались верить, могло оказаться просто возможным.

- Они здесь?

- Некоторые из них. Но вот тут-то история и усложняется.

- Как будто это и так не было сложным? - спросил Ру.

- О, я только начинаю.

Гома сказала: - Когда вы говорите "здесь", вы имеете в виду эту систему, эту планету, что?

- Я имею в виду здесь, в моем лагере. Как ты думаешь, зачем мне нужен такой большой шлюз? Это, конечно, было сделано не для туризма.

- Покажите мне их, - сказала Гома. - Сейчас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Странные, тревожные