силой заговорщиков опять были неонацисты Делле Кьяйе, временно рассредоточившиеся после падения диктатуры, но затем вновь собранные в кулак чьей-то невидимой рукой. Экс-полковник и экс-министр Арсе Гомес рискнул нелегально проникнуть в страну в качестве «кандидата» в президенты от путчистов. Всю его аферу с очередным заговором опять финансировал из кассы наркомафии уже известный нам богатый родственник.

«Путч похитителей» провалился. Но вскоре после него был раскрыт еще один заговор, потом еще один… В чем же причина упорства кокаиновых баронов? Что заставляет их, не считаясь с расходами, безудержно рваться к власти — и где, в бедной стране, шатающейся на грани финансового краха? Картину существенно проясняют две цифры. Совокупный доход Боливии от внешней торговли ежегодно составляет около 700 миллионов долларов. Для сравнения: экспорт кокаина — притом в условиях преследования преступников властями — приносит за тот же период 6 миллиардов долларов. А если наркомафия получит возможность заниматься своим бизнесом беспрепятственно?..

НИКАРАГУАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

В конце 1986 года газета «Эспектадор» — одно из двух основных колумбийских периодических изданий — опубликовала серию сенсационных материалов, вызвавших в стране весьма бурную реакцию.

В номере от 4 декабря газета посвятила целую полосу скандалу, вспыхнувшему в Коста-Рике. Там стало известно, что один из главарей Медельинского картеля Хорхе Луис Очоа предложил 4 миллиона долларов в качестве вознаграждения за убийство посла США в Коста-Рике Тэмбса. Американский дипломат «провинился» тем, что, непродолжительное время возглавляя посольство в Боготе, якобы успел крепко насолить наркомафии.

Такую версию купили многие латиноамериканские газеты. В досье «Эспектадора», однако, имелись любопытные факты, придавшие ей несколько иное измерение. И уже на следующий день, 5 декабря, колумбийская газета опубликовала крупный материал под рубрикой «Специальное расследование», называвшийся «Империя кокаина, смерти и долларов». В нем поднимался вопрос о так называемом «никарагуанском контракте».

«Эспектадор» получил информацию, согласно которой Важный маршрут перевозки кокаина из Колумбии в США проходил через территорию Коста-Рики. А обслуживали его отряды никарагуанских контрас. Командир одного из них подтвердил: за содействие благополучному транзиту 100 килограммов кокаина через коста-риканскую территорию он получал от людей Очоа вознаграждение в размере 50 тысяч долларов. Причем партии шли с завидной регулярностью.

Никарагуанские контрреволюционеры самым непосредственным образом участвовали в заговоре против Тэмбса, но его мотивы далеко не исчерпывались мстительностью наркомафии. Даже сама идея покушения родилась вовсе не в Медельине, а в Вашингтоне. Сценарий заговора, раскрытый в начале 1987 года специальными корре-спондентгили нью-йоркского журнала «Вилледж войс», якобы сводился в общих чертах к следующему: наркомафия тайно объявляет в преступном мире охоту на Тэмбса; выполнить контракт подряжаются контрас и тем самым получают возможность заработать 4 миллиона долларов.

По предположению американских журналистов, истинная цель заговора состояла в «подкачке» контрреволюционеров, бедствующих без американской помощи. Наркомафия играла роль ширмы, через которую предполагалось протянуть бесстыжую лапу с пачкой долларовых купюр. Такая версия подтверждается американскими секретными документами, которые, по данным «Вилледж войс», предусматривали весьма неординарное использование факта насильственной смерти Тэмбса, намеченной на второй квартал 1986 года. Один из вариантов покушения предполагал его инсценировку в ходе нападения «сандинистских агентов», которое предполагалось использовать в качестве предлога для прямой военной интервенции в Никарагуа.

По признанию входившего в число конспираторов английского наемника Питера Глиббери, автором заговора был сотрудник государственного департамента США Роберт Оуэн, тесно связанный с сотрудником американского Совета национальной безопасности Оливером Нортом.

Напрашивается вопрос — зачем, скажите на милость, сотруднику внешнеполитического ведомства планировать убийство собственного посла? Во-первых, Оуэн был не столько госдепов-цем, сколько агентом Норта. Во-вторых, в период, когда оказание помощи контрас на законных основаниях было блокировано конгрессом США, Норт имел четкую задачу — любыми средствами обеспечить непрерывное секретное финансирование их террористической деятельности. В этой «игре» на кону стояли личные амбиции президента Рейгана, и потому ставки в ней были, видимо, куда выше, чем жизнь посла.

Американские журналисты затронули крайне серьезную тему. Предание широкой гласности связей Медельинского картеля с американскими официальными лицами и его содействие ползучей агрессии наемников ЦРУ против Никарагуа могло скрасить реноме и картеля, и официальных лиц, и ЦРУ. В самих США публикацию дальнейших разоблачительных материалов удалось предотвратить. Остановить колумбийскую печать оказалось, как это ни странно, сложнее. Она сконцентрировала внимание на медельинской ветви скандала и, в первую очередь, на фигуре Очоа. Вновь всплыла оставившая незаживающую рану история с судом над кокаиновым бароном.

К осени 1984 года Медельинский картель отчасти вернул себе былую власть и могущество. Пабло Эскобар и Гонсало Родригес Гача спокойно занимались восстановлением сети производителей и сбыточников. Карлос Ледер, который прежде имел дурацкую привычку болтать лишнее и пытался тягаться с картелем в качестве поставщика, сослал себя в Льяное и сидел там тише воды, ниже травы. Но Эскобар и Родригас Гача все же приставили его к делу: надзирать за растущим производством кокаина в джунглях. Ледер был также посредником между картелем и «Движением 19 апреля» (М-19) — левацкой партизанской группой, которую наркодельцы нанимали порой для выполнения отдельных заданий. Партизаны служили любому, кто щедро оплачивал наемных убийц. Что же до Хорхе Очоа, то с мая месяца о нем не было ни слуху ни духу. Очоа словно испарился, как только никарагуанское дело получило широкую огласку.

На самом деле приблизительно в июле или в начале августа Очоа эмигрировал в Испанию. И объявился в Мадриде под именем Мойсес Морено Миранда. Путешествовал с женой и производил исключительно респектабельное впечатление.

Вскоре после приезда супруга Очоа начала вносить в местные банки крупные долларовые вклады. В одном из самых фешенебельных предместий Мадрида Очоа купил дом площадью 750 квадратных метров с бассейном, теннисными кортами, складом и дискотекой. В гараже стояли четыре «мерседеса». Своего пятилетнего сына Очоа записал в американскую школу с обучением на двух языках.

В конце августа к Особому прокурору Испании по предотвращению и искоренению наркобизнеса по тайным каналам поступили сведения, что Морено Миранда не тот, за кого себя выдает. Провели расследование и вскоре поняли, что Морено Миранда — контрабандист, который хочет обосноваться в Испании. К 25 сентября полиция выяснила его настоящее имя и подслушала пять телефонных разговоров; Очоа звонил в Колумбию, Лондон, Панаму и Бельгию.

Полиция сообщила об этом резиденту УБН в Мадриде, а он телеграфировал в Вашингтон. Министерство юстиции подготовило запрос о выдаче Очоа в связи с никарагуанским делом. Запрос отослали в посольство США в Мадриде, а 17 октября посол передал экземпляр документа в министерство иностранных дел Испании. США требовали ареста Очоа.

Испанские полицейские следили за ним несколько месяцев. Размах его деятельности был пугающе велик. В ноябре стало известно, что