И это его очень устраивало, ведь свой рабочий день он заканчивал порой далеко за полночь. Брал лодку, разжигал на ней огонёк и отплывал подальше от берега. Хорошо знавший такие часы граф Шереметев однажды записал так: «Тлеющий на лодке огонёк освещает воду. Ночная тишина и шёпот на лодке способствуют настроению. Государь наслаждался этой тишиной, как художник, понимал и чувствовал её красоту».

Увлечение рыбной ловлей передалось и императрице. Эмоциональная, увлекающаяся Мария Фёдоровна всерьёз «заразилась» этим занятием и тоже нередко уходила на пруды. Одна из фотографий сохранила забавную честность этой ловли – императрица удит рыбу совершенно самодельной удочкой, длиннущей и кривоватой веткой, может быть, сломанной из соседнего куста!

Но царь-рыболов бывал столь увлечён любимым занятием, что мог предаваться рыбалке не только до глубокой ночи, а даже и до рассвета. И в его глазах гатчинские и петергофские пруды решительно уступали финскому побережью, а особенно порогам Лангинкоски, где отлично ловилась форель.

Финские шхеры ему очень нравились, их безлюдные побережья, заливы, островки привлекали императора своей тишиной, и он любил гулять там пешком.

Наверное, финское взморье в жизни Царя-Хозяина – это особая тема – тема благодатная для бытописателей и авторов художественных исторических произведений. Она изобилует и любопытными (и, порой, забавными!) подробностями и густо обросла легендами.

Кто в России не знает великолепную легенду о царском изречении, что когда император всероссийский изволит удить рыбу, то Европа может и подождать?!

Но известно и несколько уж совершенно нелегендарных финляндских случаев. Вот один из них. Царь удил рыбу на одном из маленьких финских островков и был совершенно увлечён этим мирным занятием. Вдруг появляется на лодке сердитый финн и заявляет, что здесь никому постороннему рыбу ловить нельзя! Царь не без удивления отвечал, что вот лично ему, наверное, всё-таки можно, потому что он – «император России»

Но финн лихо отпарировал: «А я – император этого острова!» Царь изумлённо покачал головой и благодушно ответил, что «раз тут нельзя, то пойду в другое место». (Действительно, как быть иначе, ежели у этого острова уже есть свой император!)

В другой раз царь прогуливался по пустынному прибрежью и повстречал некоего, очевидно очень известного в этой местности финна. Царь поинтересовался – кто же этот встречный? Финн сильно удивился тому, что здесь нашёлся человек, который его почему-то не знает, и гордо назвался, всем видом подчёркивая свою значимость и известность.

Император, не любивший проявлений самолюбования, не без иронии покачал головой: «Вот так штука!» Но финн тоже спросил царя, кто он такой? Тут уж и для Александра III настала пора удивиться тому, что есть-таки подданные, которые его не узнают. И после некоторой невольной заминки он ответил: «Русский Государь…» Финн весело и тоже не без иронии ответствовал теми же самыми словами: «Вот так штука!»

И эти забавные случаи отнюдь не единственны в общении Царя-Хозяина с простыми людьми. Ему всегда как-то удавалось, не теряя значительности, устанавливать простую открытость отношений. Так, после охоты он всегда приходил к крестьянам-загонщикам поблагодарить их, и каждый раз приказывал накрыть для них стол с богатым угощением. А при рыбной ловле на финских побережьях он знал многих тамошних завзятых рыболовов и некоторых из них считал своими непременными партнёрами по ловле. Так, на Аландах он часто ловил рыбу с тамошней умелой рыбачкой Финой, признавая её большое умение в рыбном деле.

…Финляндия давным-давно независима, отношения с этой северной страной у нас бывали всякими: и добрососедскими, и враждебными. И даже жестокая война два раза прошла по дотоле мирным финским побережьям. Но к чести финнов они до сих пор хранят хорошую, вполне доброжелательную память о Царе-Хозяине. А в доме, где он останавливался, финны устроили музей. И в этом музее во всех его экспонатах прекрасно отразились и внешний облик, и душевный настрой миролюбивого Царя-Мужика. Есть ли в нашей стране нечто подобное? Увы, не сыскать…

Раздел III

Призраки Русской Империи

Следование национальной традиции вовсе не есть призыв к возвращению вспять

Г. Свиридов

…Триста лет дома Романовых и всего тринадцать лет царствования Царя-Славянофила. Какие несоизмеримые цифры. Но именно их строгая история всегда будет называть рядом, она всегда станет сопоставлять и внимательно их обдумывать. И здесь есть что сопоставлять, и есть над чем неповерхностно размыслить. Есть, потому что едва не всё названное трёхсотлетие Россию старательно приближали к западноевропейскому подобию, стирая русскую самостоятельность, и лишь за малые тринадцать лет явилось осознание грозной опасности – утраты роли русских как государствообразующего народа.

Лишь в краткие тринадцать лет правления императора Александра III Русский Вопрос единственный раз за всё трёхсотлетие был государственно востребован и государственно осмыслен.

Тринадцать лет страна ни с кем не воевала, сосредоточенно занимаясь главными вопросами своей внутренней жизни. Тринадцать лет были посвящены созданию сбалансированной системы международной безопасности. Тринадцать лет огромная империя во главу угла мировых отношений не ставила политических химер (вроде «Союза трёх императоров», «всеславянского единства»), а модернизировала свою экономику. Александровские реформы позволили обрести стремительные темпы развития капитализма, создать новые классы, повысить мобильность общества. Наш современный обозреватель Олег Матвейчев об этом рассуждал с краткой выразительностью: «что нет нужды строить капитализм специально, а в разумно организованном государстве он сам растёт так буйно, что не остановишь»!

Можно бы говорить также о том, что тринадцатилетнее царствование Царя-Хозяина нимало помогло моральному и нравственному оздоровлению российского общества, и тому очень много свидетелей. Личный пример глубоко нравственного мощного правителя морально дисциплинировал современное ему общество. Тут невольно вспомнишь совсем простонародную, но верную поговорку: «Каков поп – таков и приход».

Так, всероссийский «приход» во времена Царя-Хозяина был словно разбужен для жизни достойной, деятельной и красивой.

А далее? Уже упоминаемый нами политолог О. Матвейчев, рассуждая о роли личности в истории, с безжалостной краткостью написал: «При Николае II всё было плохо, это плохо и кончилось».

Да, кончилось такой всероссийской катастрофой, что от былого блеска Империи осталась разве что слабая память. Да остались отдельные, очень немногие славные свидетели и участники александровского тринадцатилетия.

А драгоценнейшим свидетелем и участником тех лет, дивно уцелевшим в апокалипсисе революции и гражданской войны, была императрица Мария Фёдоровна, живое воплощение женской прелести, женского разума, женской доброты.

Впоследствии о ней писали с замечательной выразительностью: «Она была красива, умна, обаятельна и, породнившись с самой могущественной монархией мира, достигла высшего