Собеседник взглянул с любопытством и, помолчав, заметил:

— Похоже, профессор, вы не учитываете, что ездили не по Соединенным Штатам, а по университетам. Вы, можно сказать, глотнули воздуха на академическом Олимпе страны. А побывали бы среди ковбоев — там и климат другой. Но раз вы не знакомились с ковбоями, то и о родео не слыхали…

— Нет, — покачал головой Фриш, чем воодушевил собеседника.

— А между прочим для зоолога поучительный спорт, хотя натуралистов и среди его чемпионов и среди болельщиков немного, — продолжал сосед.

— Так расскажите, — взмолился Фриш.

— Это во многих западных штатах весьма популярное зрелище. Вариант испанской корриды. Более гуманный в отношении животных, но для тех, кто выполняет роль тореадора, не менее опасный. Вообразите: громадный бык, как у нас в Штатах говорят, круторогая тонна бешеной ярости на четырех кованных бетоном копытах! А человек должен изловчиться, вскочить на чудовище и хотя бы восемь секунд не давать сбросить себя на землю. Ажиотаж на этих представлениях не меньший, чем в Англии на дерби или на футбольных матчах. Чемпионы родео настоящие знаменитости, под стать кинозвездам… Но особенно интересно познакомиться даже не с чемпионами, а с клоунами родео. Вот кто разбирается в психологии быков лучше, чем ваш собрат по ученой части и ковбой! В помятом котелке, пестрой куртке, мешковатых штанах — одна штанина желтая, другая синяя — да еще в старых, стоптанных ботинках длиной чуть не в полметра, клоун спотыкается, падает, веселит зрителей, но не мешает наблюдать главное действие — между осатанелым быком и сверхловким чемпионом. За секунды, пока тот ухитряется держаться на быке, свист и крики зрителей накаляют обстановку до предела. Наконец бык скинул ненавистную ношу, и чемпиону надо без промедления скрыться, не попасть на рога или под копыта… Тут и выдвигается на первый план клоун. Не забывая смешить публику, он вступает в прямую игру с быком, помогает побежденному победителю покинуть с достоинством поле боя и понемногу заманивает за собой разъяренное животное, уводя туда, где за ним сомкнутся решетчатые ворота. Как только арена освобождена, с другого конца выбегают новый бык и новый претендент на рекорд, а клоун, ковыляя в своих нелепых башмаках, возвращается, чтоб начать все сначала, потом еще и еще. Редко какой игрок появляется на арене больше двух-трех раз, пробует силы на двух-трех быках. Клоун, забавляя зрителей, работает с двумя-тремя десятками быков! Он понимает их нрав и характер, знает их повадки и маневры.

Вы правильно оценили чикагские бойни. В этом комбинате свинью, как у нас говорят, от пятачка до хвоста используют, только последний визг не обращается в продукцию. Сколько здесь спрессовано техники и науки! А у клоунов родео?

— Понимаю, — живо согласился Фриш. — Однажды господин Штош из цирка Саррасани прочитал для наших студентов лекцию о жизни зверей и птиц в неволе, о дрессировке животных. Это было интересно. Помню, он рассказывал, как слона приучали становиться на голову. Номер давался нелегко. «Как же я обрадовался, — признался Штош, — подсмотрев, что в клетке, куда слона уводили на отдых, он сам повторяет упражнения, хотя не видит тех, кто его поощряет за усердие… Важно работать с животными так, чтоб им это было приятно, тогда дело идет успешнее. Они сами помогают нам». Я догадывался об этом, когда дрессировали рыб. Рассказ Штоша подкрепил мои мысли.

— О том и речь, — перебил Фриша собеседник. — Явная несправедливость, что клоуны родео знамениты меньше чемпионов. Мой приятель близко знаком с двумя и наслушался рассказов, в какие переплеты приходится попадать на арене и как понимание быка выручает их. Однажды он не утерпел, спросил: «Зачем же вы избрали такую опасную профессию?» И знаете, что услышал в ответ? Один улыбнулся, а второй повторил старую шутку: «Девяносто пять процентов людей умирают в постели, но это никому не мешает каждый вечер спокойно укладываться спать…»

Посмеялись, пожелали друг другу доброй ночи и разошлись. Засыпая, Фриш думал не о клоунах, не о слонах, а все о том же — как разместить лаборатории в новом институте и где будут стеклянные ульи.

Мог ли он тогда представить, что его самого ожидает судьба чемпиона родео? Правда, он удержался на спине быка подольше. Но не пройдет и пятнадцати лет, как тяжелые бомбы, сброшенные с американского самолета, разрушат здание, построенное и оснащенное на американские же средства, а другая бомба сметет в Мюнхене его собственный дом, куда он сейчас так спешит.

Едва переступив родной порог и узнав, что все благополучно, Фриш осведомился, пришла ли открытка с «Бремена». Да, они ее получили. Фриш был доволен: следовательно, скорость не рекламный трюк, и марка потрачена не зря.

До поздней ночи слушали рассказ главы семейства. Старшим дочерям — Иоганне пошел двенадцатый, а Марии десятый год — ради праздника разрешили посидеть подольше. Шестилетняя Лени, в семейном кругу Фришей обычно называвшаяся «снова девчонка», давно спала. Прозвище было дано не случайно. Мать Карла была единственной сестрой четырех братьев и вырастила столько же сыновей. Но первыми детьми Карла были девочки, и, как передают, когда акушерка из клиники принимала третьего ребенка у Маргарет, она в сердцах воскликнула:

— Снова девчонка!

И только шесть лет спустя, принимая Отто, удовлетворенно заметила:

— Наконец-то парень…

К нему и поднималась неоднократно в течение этого вечера Маргарет, прося мужа:

— Подожди меня, я сейчас вернусь…

Отто шел тогда пятый месяц.

Когда Иоганну и Марию отправили спать, Фриш робко посмотрел на жену и с отчаянной серьезностью проговорил:

— А теперь я должен перед тобой покаяться…

Оказывается, многоуважаемый господин профессор не выдержал характера и напился в Штатах, правда, один только раз, но зато как!

— Ведь у них сухой закон! — всплеснула руками Маргарет.

Причина оказалась в том, что американские бутлегеры производят совершенно сногсшибательный спирт, а в ресторанах сбивают умопомрачительные коктейли. К тому же профессора застигли врасплох — натощак. Только по выражению лица официанта он догадался, что аккуратно накладывает рыбу мимо тарелки на скатерть! Хорошо за столом были свои…

— Все равно, Карл, если ты не шутишь, я ни за что больше не отпущу тебя одного, — пригрозила Маргарет.

10

Теперь на пасеке, где Фриш продолжал свои исследования, в десяти метрах от улья была поставлена кормушка со сладким сиропом. Под кормушкой лежала пластинка, надушенная лавандой, благодаря чему место взятка связывалось для пчел с определенным запахом.

Пока десять пчел, принесенные из улья на