Шрифт:
Закладка:
Из приведенных данных видно, что и боярин Алексей Семенович Шеин не был знаменит ратными подвигами. Что отсутствие единства в командовании вредило успехам русских войск в первую Азовскую кампанию, что для новой войны необходим был единый главнокомандующий, это было Петром хорошо осознано. Но почему же при мысли о таком главнокомандующем он остановился на таких двух не блиставших боевым опытом лицах? Почему не выдвинул на это место кого-либо из людей, выдающихся военными заслугами, кого-либо, например, из участников первого Азовского похода? Можно думать, что генералиссимус во втором походе нужен был Петру только как подставная, но почетная фигура, через которую действовать он рассчитывал сам. Открыто взять себе первую роль, выступить на первый план, принять на себя главное командование войсками он не решался, хотя фактически был душой всего предприятия и его неутомимой движущей и направляющей силой. Но он, видимо, желал режиссировать ходом всей пьесы, сам выступая на вторых ролях. Он и впоследствии всегда был именно душой всякого предприятия, никогда не становясь его видимым главой. Взяв на себя всю суть дела, он нуждался в подставном лице, на которое будут возложены все внешнее представительство, все внешние формы. Сам он непосредственно, может быть, стеснялся диктовать свою волю таким лицам, как А. М. Головин или Гордон, его учитель в военном деле, и предпочитал делать это устами сановитого боярина Черкасского или Шеина, которые во втором Азовском походе предназначались быть тем же, чем в Кожуховском походе был Ромодановский, только без оттенка того шутовства, какое постоянно просвечивает с игре Петра с последним в генералиссимусы и кесари.
В тот же день, 14 декабря, надо полагать, было сделано и другое назначение: адмиралом будущего флота был назначен Лефорт. Гордон умалчивает о таком повышении своего родственника и соперника, так что приурочивать возведение Лефорта в это звание именно к 14 декабря можно только с вероятностью. В письме за границу, в Амстердам, относящемся к январю 1696 г., Лефорт говорит о себе уже как об адмирале[440]. Почему на него именно, на швейцарца, уроженца самой сухопутной страны во всей Европе, пришелся выбор царя в данном случае? Очевидно, не какие-либо познания Лефорта в морском деле и не способности его к мореплаванию или кораблестроению оказали влияние на решение царя, а только дружба и симпатии к нему и преданность, которой тот платил за эту дружбу. Разумеется, адмиральское звание для Лефорта было только почетным, украшающим титулом. Действительное направление всего дела сооружения флота Петр оставлял за собой.
15 декабря Петр обедал у именитого человека Г. Д. Строганова; на этом обеде видел царя Гордон. К этому же дню Гордон относит указ о сборе людей в Воронеже и в близлежащих местах для постройки стругов и о заготовлении в Воронеже большого количества съестных припасов. Для решения этой задачи, для постройки многочисленного транспортного флота на Дону, были пущены в ход те же средства, к каким приходилось прибегать и для первого Азовского похода, какими пользовались и гораздо ранее, в течение всего ХVII в., для сношений с донскими казаками, для перевозки туда хлеба и тех предметов, которые входили в состав посылаемого время от времени Донскому войску царского жалованья. Указ, упоминаемый Гордоном, есть, очевидно, тот указ, который был записан в Разряде 23 декабря и которым предписывалось в течение зимы 1695/96 г. к вешней полой воде изготовить 1300 стругов, 30 морских лодок и 100 плотов. Эта работа должна была производиться в тех же городах Белгородского разряда, в которых она была сосредоточена и в прошлом году: в Воронеже, Козлове, Добром и Сокольском, расположенных по реке Воронежу, откуда струги спускались в Дон. Для исполнения этого дела предписано было командировать четырех стольников, также заведовавших постройкой стругов в прошлом году, а именно: в Воронеж стольника Г. Титова, в Козлов К. Кафтырева, в Добрый С. Огибалова и в Сокольский К. Титова. Плотников, кузнецов и других работников велено было для постройки собрать с городов Белгородского полка с подводами, с плотничьими и кузнечными инструментами и с съестными припасами[441].
В ночь на 18 декабря царь выехал в Ярославль на погребение тела князя Ф. И. Троекурова, умершего, как мы видели выше, от ран под Азовом. Из этой поездки он вернулся 22 декабря. 24 декабря отправился из Москвы посланником к цесарю дьяк К. Н. Нефимонов. Посольство имело целью подтверждение союза московского двора с цесарским; дьяк должен был постараться облечь эти союзные отношения в форму письменного договора. Но главным поручением, данным ему, было похлопотать о присылке цесарем в Московское государство «инженеров и подкопщиков добрых и искусных десяти человек, которые бы имели в своей инженерской науке, в деле воинском, доброе и свидетельствованное искусство». В наказе Нефимонову говорилось, что если десяти человек таких инженеров у цесаря не нашлось бы, то постараться найти человек шесть-семь и выслать их «к Москве зимним временем, не испоздав»[442].
XXXI. Постройка галер. Экипаж. Формирование пехотных войск
В январе и феврале 1696 г. Петр был всецело занят приготовлением к новому походу, и подготовительные работы, движимые его энергией, шли полным ходом. Эти работы заключались в постройке военного галерного флота в Преображенском, в формировании необходимого для этого флота экипажа, в организации сухопутной армии и в постройке в Воронеже транспортного стругового флота для перевозки этой армии. Взглянем на все эти работы.
Постройка галер в Преображенском началась, вероятно, с доставкой туда из Архангельска голландской галеры, которая должна была служить образцом для преображенских галер. 3 января она была уже на месте, на лесопильной мельнице в Преображенском, куда в этот день ездил ее осматривать Гордон. В начале же января приехали и выписанные из Воронежа корабельные плотники[443] в числе 24 человек. Сам Петр на Святках 1695/96 г. после поездки в Ярославль страдал болезнью ноги и потому, должно быть, не мог принять участия 6 января в торжественном выходе на Иордань, который справлялся обычным порядком в присутствии одного только царя Ивана Алексеевича. Однако болезнь, мешая Петру выходить из дому и работать над постройкой кораблей лично с топором в руке, не препятствовала ему руководить общим ходом предприятия, давать ему