которую с обеих сторон опираются послы, находится множество предметов, имеющих символическое значение. Цилиндрические часы (разновидность переносных солнечных часов), соседствующие со звездным глобусом (слева на верхней полке), датируют время празднования Пасхи – с 10 по 15 апреля 1533 года. Именно тогда состоялось первое публичное появление Анны на мессе в Королевской капелле, сопровождавшееся соблюдением всех королевских почестей14. На глобусе звездного неба отмечена земная координата – 42 градуса северной широты, что соответствует местонахождению Рима, где в то время папа Климент с нетерпением ожидал новостей о решении суда в Данстебле15.

Приоткрытая книга в красном кожаном переплете лежит на нижней полке рядом с глобусом Земли, который повернут так, что можно с легкостью определить местоположение Полизи, где находился фамильный дом де Дентевиля. В книге воспроизведена страница из второго печатного издания популярного в Германии учебного пособия по арифметике «Новое полное руководство к любым коммерческим вычислениям» (Kauffmans Rechnung). Эта страница следует за разделами о сложении, вычитании и умножении, посвящена разделу о делении и начинается со слова «делить» (нем. dividirt)16. Об этом можно судить при внимательном рассмотрении ее фотографии с высоким разрешением.

Справа находится лютня с порванной струной, то есть на инструменте нельзя играть, и это символически указывает на некое нарушение гармонии. Действительно, почти все, кто писал об этой картине, ссылались на поэтическое произведение «Эмблемата» (Emblemata) итальянца Андреа Альчати, изданное в 1531 году, в котором автор сравнивает искусство настройки музыкального инструмента с тонкостями дипломатических отношений и говорит о том, что порвать струну лютни так же легко, как и внести разлад в стан союзников. Рядом с лютней ближе к краю разместился набор деревянных флейт разного диаметра и высоты звучания в кожаном футляре. Немногие замечают, что в наборе не хватает одной флейты, а это значит, что если раздать их музыкантам, то в звучании ансамбля гармония будет нарушена17.

Перед лютней лежит раскрытая книга. Судя по развороту, это «Книжечка духовных песен» (Geystliche Gesangk Buchleyn) Иоганна Вальтера, впервые изданная в 1524 году. В составлении этого сборника принимал участие Мартин Лютер – он подбирал тексты, а Вальтер клал их на музыку. На развороте помещены два гимна из первого сборника для партии тенора. Судя по всему, это было сделано специально, поскольку ни в первом, ни в последующих изданиях эти гимны не следуют друг за другом, и пронумерованы они иначе, чем на картине18. На странице слева – гимн «Приди, Дух Святой» (лат. Veni Sancte Spiritus), обычно исполнявшийся в праздник Святой Троицы, тот самый день, когда состоялась коронация Анны. На странице справа – «Десять заповедей» в сокращенной версии Лютера. Поскольку оба гимна исполняются как в католической, так и в протестантской церкви, их присутствие на картине послужило отправной точкой для рассуждений о том, что противоречия в вопросах веры можно уладить, предотвратив таким образом раскол в христианском мире19.

Хотя некоторые склонны считать картину одним из первых образцов светской живописи в Англии времен Генриха VIII и видеть в этом ее главное достоинство, две детали на полотне противоречат этому толкованию: искаженное анаморфное изображение черепа внизу картины и серебряное распятие, едва заметное в верхнем левом углу. Знаки с символикой черепа обычно носили на одежде как напоминание о греховности гордыни и тщеславия, например, на картине виден маленький серебряный значок в форме черепа, приколотый на берете де Дентевиля. Анаморфоза – намеренное искажение, которым воспользовался художник в изображении большого черепа внизу картины,– широко применялась в изобразительном искусстве со времен Леонардо да Винчи: чтобы увидеть изображенный предмет в правильных пропорциях, надо посмотреть на него сбоку или, в некоторых случаях, через телескопическое устройство, которое прикреплялось к боковой стороне рамы20. В сочетании с символикой черепа распятие, почти скрытое зеленым занавесом, предлагает задуматься о порочности и суетности мирского честолюбия и встать на путь истинной веры как единственного средства спасения. Все символические образы картины дают представление о том, насколько далеко зашел де Дентевиль в оценке намерения Генриха и Анны разорвать отношения с Римом (и втянуть в это Францию). Он понимал, что это грубейшая ошибка, угрожающая спокойствию и безопасности христианского мира. Оправиться от возможных последствий будет нелегко: и только послы смогут помочь удержаться от этого рискованного шага.

Близился разгар лета, и дату встречи Франциска с папой было решено перенести сначала на сентябрь, а потом на октябрь. Климент предполагал отправиться в Ниццу морем, но для этого Монморанси, галерами которого он собирался воспользоваться, должен был изгнать турецких пиратов с итальянского побережья. Место встречи пришлось перенести в Марсель, после того как герцог Савойский из страха перед Карлом стал распространять пугающие сообщения об эпидемии чумы в Ницце, несколько преувеличивая реальную опасность.

Волнение в связи с предстоящим рождением наследника, который должен был появиться на свет предположительно в начале сентября, заставило Генриха сосредоточиться и действовать решительно. 14 июня он направил Норфолку, который в это время томился в ожидании в Амьене, обновленные инструкции: Норфолк должен был отправиться во главе делегации в Париж, а затем предстать при французском дворе, где ему предстояло «быстро и ловко» отговорить Франциска от любых переговоров с папой римским. На тот случай, если Франциск будет упорствовать, Норфолк должен был убедить его не принимать никаких условий от папы, пока не будет окончательно решено дело о разводе Генриха. Если же Норфолк по прибытии в Марсель узнает, что папа хочет побеседовать с ним лично, он должен дать понять, что был направлен во Францию исключительно для того, чтобы лично заверить Франциска в «братской дружбе и любви между монархами» и предоставить Франциску одному вести переговоры, предварительно напомнив ему о его обязательствах перед Генрихом21.

В Париже Норфолк дважды встречался и беседовал с Маргаритой Ангулемской, причем каждая беседа длилась «по меньшей мере часов пять». Письмо, в котором он подробно рассказывает об этих встречах, оказалось сильно подпорчено водой и прожорливыми грызунами, однако сохранившийся фрагмент впечатляет. Норфолк пишет, что Маргарита…

…одна из умнейших и лишенных лицемерия женщин, с кем мне доводилось встречаться, умеющая добиваться поставленных целей, и к тому же столь расположенная к Вашему Величеству, как если бы она приходилась Вам сестрой, и в той же мере расположенная к королеве [Анне]. Сир, беседуя со мной, она сказала, что располагает некоторыми особо важными сведениями, которыми она готова поделиться со мной при условии, что я клятвенно пообещаю ей не разглашать их никому, кроме Вашего Величества и королевы, в чем я немедленно ее заверил.

В первую очередь она посоветовала Норфолку быть осторожнее с