Шрифт:
Закладка:
Аутентичные вина, говорили они…
Минимум машинного производства.
Виноградные гроздья собираются руками. И никаких тебе прессов!
Я цепляюсь за пальцы Эрика и оказываюсь по середину икры в хлюпающей влажной, сладкой виноградной массе.
Нужно сказать, давить стопами лопающиеся виноградные ягоды — необычное и местами очень занятное ощущение. Говорят, это еще и кислотный пилинг. Хи!
Кто-то включает музыку. Это Бьянка. Сестрице моего Змея хлебом не корми, дай устроить работникам, друзьям или дальним родственникам мини-выступление с нами в главных ролях.
Хотя, этот трек — он кажется больше стебный.
— Кажется, твоя сестра хочет, чтобы мы перетанцевали Челентано, — шепчу я, привычно переплетая свои пальцы с пальцами Эрика.
— Пф, — мой Змей снисходительно фыркает, — я это еще в четырнадцать делал. И потом, у Челентано не было такой охуенной партнерши!
Выпендрежник! И бесстыжая льстивая морда!
Ни за что ему не скажу, что пятая точка у него гораздо залипательнее, чем у Челентано. И пусть я предвзята, имею право на свое мнение.
Музыка и я, музыка и Змей… Кажется, она одерживает нас обоих разом. Сколько раз это было? Этих танцев друг для друга, в любом состоянии души. Один раз мы разругались с ним вдрызг, расхерачили сервиз из сорока шести предметов, и сидели по углам гребанной кухни. Ни один из двух упертых идиотов не хотел признавать своей вины.
А потом пришел Эмиль. И включил нам музыку…
Он знал нас получше, чем мы сами себя знали.
Убирались потом втроем. Правда, уже после того, как обрели мир и баланс в постели.
— Пять лет, Змейка. Ты понимаешь? Пять лет! — Ладони Эрика обхватывают мои щеки и он жадно целует меня в губы, — никогда не думал, что буду желать прожить с одной и той же женщиной еще сто раз по столько.
— Все вы так говорите, — ворчу я, но и сама обнимаю его за шею.
И вправду пять лет. Как быстро они пролетели… Быстро, безумно, эмоционально!
Большую часть года мы жили все-таки в Италии. Не сказать, что я не была патриоткой, но любовь с небом над Катанией меня так и не отпустила. Правда вылез нюанс, из-за которого Эмиль с Эриком на несколько недель разругались, мне даже пришлось улететь в Москву без них, чтобы побыли наедине и подумали над своим поведением.
Они договорились.
И я все-таки вышла замуж за Эрика. Целый год, вплоть до самого, тишком оформленного от его родни развода, я Змея подкалывала, что это все ужасный расчет и только ради гражданства. Он угорал и бесился, бесился и угорал. Хотя… На самом деле, если бы это ему не приспичило, чтобы на международном танцполе мы выступали от его страны — все это мутить не было бы такой уж необходимости. Подождала бы я, наверное…
К рождению Юны родня Эрика отнеслась странно. Она была такая характерно не итальянка... Светлые волосы, ярко голубые глазки... Я замечала косые взгляды, слышала шепотки. Но в какой-то момент они взяли и исчезли. Эмиль по секрету шепнул, что мой Змей устроил своим родным разнос и попросил не лезть в его личную жизнь. Вслух никто не лез. Мы этим удовлетворились. Не сказать, что нам уж было так важно это «семейное одобрение».
К родным Эмиля и его бабушке ездим на Рождество. У них такие сугробы… Для девчонок — настоящий экстрим. Тем более, бабушка у Эмиля мировая. И эксцентричная. На нашу неразлучную троицу смотрит и посмеивается. Любит и Юну, и Марию, утверждает, что сослепу вообще не замечает между ними разницы.
— Папа, папочка! — по-шведски взвизгивает Юна, как бы сказала моя матушка «на всю ивановскую», выпрыгивает из своей бадейки и летит босиком навстречу появившемуся во внутреннем дворике винодельни Эмилю.
Честно говоря, я с трудом удерживаюсь, чтобы не поступить следуя её тлетворному примеру.
Три недели уже его не видела. Командировки, чтоб их! Паршиво быть женой важного человека. Особенно, человека, который развивает семейный бизнес в чужой стране.
— Соскучился, гризли, — ворчит Эрик, — на два дня раньше прилетел.
— Не ревнуй, — я трусь щекой о его небритую скулу, — я тебя люблю. Ты — мое небо. Помнишь?
— Люблю, когда ты это повторяешь, — Эрик фыркает и целует меня в подбородок, — беги к нему. Знаю, ты соскучилась.
Я легко соскакиваю на землю из бадьи с виноградом, оборачиваюсь и показываю Змею язык.
— А я знаю, что ты тоже, — шепотом комментирую я, так, чтобы услышал только он.
От этого намека в глазах Змея поплескивается темная страсть. Да, я как всегда угадала. Эти три недели мы были вдвоем. И некая часть души Эрика оставалась некормленной. Все-таки они у меня оба извращенцы. Мне под стать.
Так, все, быстрей к Эмилю… Мой драгоценный второй муж уже слишком долго меня не обнимал. И не поднимал на руки. Он это умеет — в его руках я чувствую себя легче перышка.
Мимо детских комнат прохожу на цыпочках. Буквально тенью, чтобы ни одна половица не скрипнула под моими ногами. Я там уже всех поцеловала на ночь, а испокон повелось, что мальчики сами укладывают мелких.
Слушаю, как Эрик разыгрывает для Мари Красную Шапочку в лицах — с рычанием волка, с героическим размахиванием стула вместо топора охотника…
Так этого папочку можно не ждать в ближайшее время. У него опять шило в ягодице засвербело. Нет, я не против — тем более, что Машка восторженно пищит.
Черт, а я-то думала, почему девчонки предпочитают именно Эрика в качестве вечернего книгочея. Нет, Юнка папу ни на кого не променяет, но если выбирать между мной и дядей Эриком...
Такая мелкая, а уже завела себе фаворита! А Змей и рад стараться.
В комнате Юны спокойнее, по крайней мере, чтобы услышать спокойный голос Эмиля читающего дочери приключения Муми-троллей, мне приходится напрячь слух.
Да, тут больше шансов дождаться.
Я замираю у двери спальни, слушая Эмиля и прикрывая глаза. Его голос — как морской прибой, растворяет захлестывающие меня проблемы. Как же я соскучилась… Две недели без него.
Каждый раз когда кто-то из них уезжает — это как маленькая смерть. Не могу. Не хочу без них. Без любого из обоих.
Движение воздуха проходится по моему лицу нежным прикосновением. Я распахиваю глаза и практически с размаха окунаюсь в прозрачные, бездонные озера глаз Эмиля. Не я одна прокачала навык беззвучной поступи…