На пути им встретилось стадо грузовых ферналей, которых птичники вывели в поле, не забыв одеть в теплые попоны. Завидев Агату, они принялись махать ей шляпами и она помахала им в ответ.

Ее грудь затопило радостным щемящим чувством. Все было точно таким же, как она запомнила, но в то же время другим. Быть может, изменилась она сама, и от того видела теперь все по другому?

Вскоре впереди показалось поместье, и Агата сбавила ход. Поднявшееся солнце целовало светлые каменные стены, заросшие ветвями увядшего дикого винограда. Над черепичными крышами возвышалась старая сторожевая башня, в которой была ее опочивальня. Интересно, в ней все было, как раньше, или мачеха приказала слугам убрать вещи Агаты, снять со стен портреты дракона-императора и запереть комнату?

Из птичника им на встречу выбежал молодой рабочий с густой бородой.

— А вот и наша красавица вернулась! — воскликнул он, завидев Фифи, и та закурлыкала в ответ. — Давай-ка пойдем в стойло, и я наложу тебе самых жирных крыс!

Поклонившись, он принял у Агаты поводья.

С замирающим сердцем, она поправила юбку и сбившийся плащ, прежде чем подняться на ступени террасы.

На скамье возле дверей, как всегда, словно и не покидая своего места даже на время сна, сидел старый барон. Увидев ее, он лишь сильнее выпучил и без того большие, выцветшие от старости глаза.

— Надеюсь, вы в добром здравии, ваша светлость, — дрогнувшим голосом сказала Агата, а затем, все же не выдержав, бросилась ему на шею и прерывисто обняла.

В нос ударило терпким табаком и травяным чаем.

— Девчонка, — недовольно пробухтел барон, а Агата шмыгнув носом едва не заплакала.

Он казался ей таким ветхим, что покидая надолго дом, она боялась, вернувшись, не застать его в живых. Другого дедушки у нее не было — только такой. И надо сказать, к Веронике он относился точно также, как и к ней, не делая из родной внучки любимицу.

— Знаете, я играла в стихийномахию с его величеством, и даже победила, — сказала Агата, отстраняясь и отходя назад. — А еще игры были на турнире во время испытаний. Я хотела сказать спасибо за то, что вы научили меня играть. Без этого, я бы ни за, что не справилась.

— Победила, говоришь? — по тонким губам старого барона скользнула едва заметная улыбка. — Расскажешь потом, как проходила партия.

Потянув на себя тяжелые двери, Агата вошла в холл. Сквозь витражные окна внутрь падал теплый свет, танцевавший бликами на дубовых панелях на стенах, отполированных почти до зеркальной чистоты. С портретов, висевших над лестницей, на нее, как прежде, взирали голубоглазые бароны и баронессы, прекрасные и утонченные словно фарфоровые куклы. Агата нашла взглядом старый семейный портрет, на котором была и она сама и отец, с мачехой и Вероникой, а вот Титуса на нем еще не было. Наверно, позже родители закажут новый портрет, и на нем уже не будет Агаты и ее сводной сестры, они обе к тому времени окончательно покинут поместье.

Тщательно вытерев сапоги о придверный коврик, Агата устремилась вглубь дома по знакомому до последней скрипящей половице коридору.

В кабинете мачехи все было по прежнему — обитые сиреневым шелком кресла и кушетки, воздушные шторы — теперь не лимонные, как летом, а густого фиолетового оттенка, вязкого словно безлунная ночь.

Баронесса сидела за секретером, одетая несмотря на ранний час с привычной тщательностью и аккуратностью в небесно синее домашнее платье, оттенявшее ее прекрасные голубые глаза, светлые волосы были убраны в гладкий узел на затылке.

Перед ней выстроились офицеры ее армии домашнего труда — ключница, главный слуга, кухарка и садовник. Чуть в стороне на подушках, в окружении набитых козьей шерстью кукол, сидел Титус. К его бывшей кормилице, прибавилась еще одна нянюшка — постарше и, видимо, поопытней.

Агате до смерти хотелось схватить брата на руки, и покрыть поцелуями его круглые, розовые щеки, но касаться маленьких детей, вернувшись с дороги, или уж тем более, после долгого путешествия, считалось плохим предзнаменованием. Сперва следовало посетить купальню и смыть пыль и грязь. Поэтому, она лишь сбросила плащ в руки, выпучившему глаза, главному слуге, и, сев в кресло напротив мачехи, сообщила:

— Я вернулась, матушка. Вы что же не рады меня видеть?

Мачеха кашлянула, прочистив горло, и изящным жестом отпустила слуг.

Лицо кухарки раскраснелось, и она прижала платок к ставшими влажными глазам. Проходя мимо Агаты, она порывисто дернулась к ней, словно норовя обнять, но сдержала себя.

Агата украдкой погладила ее по руке. Кухарка всегда тепло к ней относилась.

Титус закапризничал, извиваясь на руках у кормилицы. Он тянул к Агата маленькие ручки, пытался ухватить ее за волосы, и обиженно заревел, когда его все-таки унесли прочь. Едва ли он узнал старшую сестру. У детей в этом возрасте память была короткой, но ему всегда нравились ее волосы и их долгая разлука не смогла изменить его вкусы.

Сперва Агате показалось, что вторая нянюшка достала из вороха игрушек одну из кукол, но та вдруг закряхтела, открывая глаза, и засунула в ротик большой палец.

Из писем, Агата уже знала, что отец решил взять на воспитание девочку, спасенную им во время атаки на Альтору. Малышка успела немного пополнеть, но все еще оставалась слишком худенькой, чтобы быть здоровой. Ее одели в пышное розовое платьишко, и красивые алые туфельки. Тонкие волосики завили, как завивали их всю жизнь Веронике. Агата этой участи избежала, отчасти из-за того, что ее волосы и без того, лежали мягкими волнами, отчасти потому что ей не хватало терпения, чтобы сидеть с папильотками на голове, и она вечно их срывала, доводя мачеху до бешенства.

— Выведите детей на прогулку в сад, — приказала мачеха, обращаясь к нянюшке. — И не забудьте дать Тине отвар, прописанный целителем.

Поклонившись, нянюшка, с девочкой на руках, вышла, прикрыв за собой дверь. Агата осталась наедине с мачехой.

— Матушка, вы решили назвать ее Тина? — спросила Агата, закидывая ногу на ногу, и устраиваясь удобнее. — Какое милое имя.

— Ее полное имя — Селестина, — холодно отозвалась баронесса. — Такого было решение твоего отца. Разумеется, я не стала ему перечить.

Агата почувствовала, как брови поднимаются так высоко, что уходят под волосы. Селестиной звали ее родную мать, погибшую много лет назад.

В рабочих делах отец Агаты был человеком чрезвычайно умным, хитрым и прозорливым, но в делах семейных порой ничего не понимал. Если бы он посоветовался с ней о том, какое имя дать воспитаннице, то она бы непременно его отговорила от такого выбора. Сама Агата не имела ничего