– Интересно, долго еще нам идти? – дождавшись, когда лиходеи скроются за деревьями, Кольша искоса взглянул на свою невольную спутницу. Светлоокая, с длинной косою, она чем-то напомнила мальчику молодую корову-нетеля. Такая же была молчаливая, покорная…

– Откуда ты? Тебя как звать-то?

– А тебе что за дело? – девчонка окрысилась, сверкнула очами с такой злобою, словно это он, Кольша, был заодно с людокрадами.

Отрок сразу же и увял – он вообще стеснялся, когда с девчонками. Тощий, уши лопухастые, да и вообще – руки-ноги в цыпках. Непредставительный, прямо скажем, вид. Дева посидела еще немножко, потом уселась на мох, привалилась спиной к дереву и, кажется, задремала. Кольше же не спалось почему-то. Терзали его юную душу разные смутные мысли и желания. К примеру, вдруг захотелось узнать – куда это ушли злодеи? Может, совсем-совсем ушли? Испугались чего-то да решили пленников на болоте бросить. Всякое может быть, в жизни-то чего только не случается, Шмыгай Нос это точно знал.

Островок с виду казался небольшим, но лесистым. Корявые сосны перемежались зарослями чернотала, ивы и вербы, у самого болота, в камышах, густо разросся ракитник, а чуть дальше от берега синел ельник. Вот в ельник-то людокрады и пошли – Кольша приметил.

Недолго думая, парнишка шмыгнул туда же. Старался идти незаметно, неслышно ступая босыми ногами по мягкому мху. Припекало, солнечные лучи расцвечивали повисшие меж еловыми лапами паутинки сверкающим невесомым золотом. Парней в ельнике не было, а вот дальше, на самом краю болота, в осиннике, слышались голоса.

Любопытный Кольша сделал еще пару десятков шагов, подкрался поближе, да там и совсем лег на брюхо, пополз по густой траве, распугивая лягушек и змей, осторожненько выглянул…

Парни стояли на плоском мысу, вдающемся далеко в трясину, и пели. То есть не совсем пели, а мерно произносили какие-то слова, судя по всему – заклинания. Мыс казался голым – лишь пожухлая от солнца трава, осока и чахлые болотные кустики. На самом краю его торчало что-то светлое… Кольша прищурился, всмотрелся и разглядел вкопанный в землю кол. Небольшой, резной…

Лицами к этому колу и стояли злодеи. Что-то говорили… потом вдруг дружно бухнулись на колени, вытащили ножи… и к большому удивлению отрока, полоснули себя по запястьям… поднялись, подошли по очереди к колышку, щедро обмазывая его собственной кровью!

Идол! – Шмыгай Нос зажмурился в неописуемом ужасе, но тут же распахнул глаза. Нынче дрожать от страха некогда, нужно думать, как спастись. Вовсе не людокрадами оказались эти угрюмые парни – язычниками, волхвами! Именно про таких время от времени ходили по Пскову самые разные слухи один другого страшнее. Говорили, что таящиеся по урочищам язычники пьют человеческую кровь и приносят своим богам кровавые жертвы. И что все пропавшие молодые девы – дело их жадных рук. Много чего говорили… Правда, лицом к лицу никто язычников не видел и на требах их не был… что и понятно – живыми-то волхвы наверняка никого не отпускали.

Вот и эти не отпустят. Тем более не русские они, а литвины. А литвины – еще злее! До сих пор у себя в Литве, в лесищах, бесов тешат погаными игрищами да кровь христианскую льют.

Бежать надо… бежать! Как вот только? Кругом трясина непроходимая – пропадешь, сгинешь.

Между тем парни закончили свои песнопения. Замотали запястья тряпицами, один из них – бородатый – поклонясь, вытащил идола из земли и бережно положил его в котомку. Переговариваясь уже куда более веселыми голосами, лиходеи направились к ельнику. Кольша вжался в траву…

Не заметили! Не увидели. Прошли мимо. В двух шагах совсем! Видно, сам святой Николай берег нынче Кольку. Этого святого Шмыгай Нос почитал куда больше других, потому как однажды увидал его во сне. О чем тот сон был, отрок потом и не вспомнил, но вот святого Николая разглядел четко. Потом в церкву пошел, свечку пред иконкой поставил, помолился горячо…

Переговариваясь, язычники скрылись в ельнике, и теперь нужно было действовать быстро. Мальчишка решительно вскочил на ноги и бросился к мысу, словно именно там и находилось спасение, какой-никакой выход.

Ничего там не было! Кругом, куда ни кинь взгляд, трясина. Обманчиво зеленая, плоская, без всякого намека на чахлые деревца и кочки. Тянулась она, казалось, без конца и без края, лишь верстах в трех от островка голубел в зыбкой туманной дымке далекий смешанный лес.

На левом краю мыса рос куст можжевельника, к веткам которого были привязаны разноцветные ленточки – синие, зеленые, красные. Некоторые – даже шелковые. Отрок подошел ближе, потрогал… и вдруг увидел невдалеке от мыска – пень. Большой, разлапистый, покрытый серовато-зеленым мхом, он торчал совсем недалеко, в какой-то паре десятков шагов, неведомо как занесенный в трясину. Скорее всего, пнем просто отметили нужное место, быть может, начало гати или ее конец. Как бы то ни было, а за пнем, наверное, можно было бы попытаться…

Чу! В ельнике вновь послышались голоса. На этот раз – громкие, злые. И еще – свист.

Все! Рассуждать теперь некогда, пора действовать… тем более – нечего терять.

Перекрестившись, Кольша плюхнулся брюхом в трясину, поплыл… или пополз, подгребая по себя ряску, как уж тут сказать – никто не знал бы. Как ни странно, не утонул, не засосала мальчишку злая трясина… у пня только начала засасывать… да и то не слишком сильно. Да там вообще чистая водичка оказалась! Только сверху ряска, ага…

– Стой, гаденыш! Стой!

Ага, как же! Встанешь – так точно не выберешься… что-то просвистело над левым ухом. Брошенный нож? Стрела?

Глотнув воздуха, отрок нырнул под ряску и затаил дыхание, намереваясь поторчать там, под водою, как можно дольше… Долго, правда, не смог – слишком уж грудь сдавило. Пустив пузыри, беглец осторожно вынырнул с другой стороны пня, бесшумно вдохнул, уцепился за корни. Язычников он не видел… как, верно, и они его. Осталось лишь надеяться да молиться святому Николаю Угоднику.

Еще какое-то время слышались голоса, похоже – ругательства. Потом все стихло – видать, злодеи все же сочли отрока утонувшим. Проверять, не спрятался ли беглец за пнем, никто из парней не решился – оно им надо? Все одно, кроме как по гати, с островка никакого пути нет. Так что не так уж и повезло Кольше. Одно из двух – либо помрет отрок на этом чертовом островке с голодухи, либо в болотине сгинет, попытавшись выбраться. Что и говорить – невесело.

– Помоги, святой Николай Мир-Ликийский!

Выждав некоторое время, беглец мысленно осенил себя крестным знамением, отцепился от пня и поплыл к острову… Поначалу плыл ходко, а потом едва не утонул, запутавшись