Трибун удивился, но виду не подал. То, что при осаде крепостей в Средней Азии широко использовалась смола, он, безусловно, знал. Но в здешних местах смола на вес золота, ее привозят издалека, с гор, где издавна обитало дакийское племя карпов. Горы поэтому названы Карпатскими. Смолу эту анты только на украшения и пускают… «Впрочем, все равно идея не годится».

– Где мы возьмем столько свиней? – мрачно осведомился трибун у Иннокентия.

– А свиньи-то нам и не нужны, – на диво бодро ответил Иннокентий. – В одном из местных хранилищ я видел большие деревянные бочки, доверху наполненные свиным жиром.

– А мешки? Там, случайно, мешки не хранятся?

– Нам не нужны мешки, нам нужны мешочки.

С этими словами кормчий стянул с себя льняную рубаху. Острым и узким рыбацким ножом аккуратно отрезал рукав. Снял с шеи просмоленный шнурок с какой-то ракушкой-амулетом, туго перевязал один конец рукава. Получился на диво крепкий мешочек, который оставалось наполнить жиром и перевязать с другого конца прочной веревкой.

Внезапно всегда сдержанный фракиец рассмеялся от счастья. Он понял, что сегодня не умрет.

Остаток дня в крепости все были заняты делом, и все как один, включая мальчишек, оказались в рубахах без рукавов. Страхуясь, Константин Германик велел изготовить как можно больше огненных зарядов.

В разгар приготовлений к трибуну подошел Эллий Аттик.

– Она уплыла? – осведомился тихо. Вне всякого сомнения, он был в курсе всего.

Трибун в этом не сомневался, поэтому ответил коротко:

– Да, конечно. А зачем спрашиваешь?

Аттик, загибая пальцы, произнес:

– Ей нужен день, чтобы добраться до града Божа. Полдня, чтобы убедить старика собрать достаточно сильный отряд, и день пути назад. Судя по всему, мы должны продержаться три дня. Разрушенный мост даст нам отсрочку на день от силы. Ров сарматы рано или поздно снова завалят ветками, у них лошади, и проблем с доставкой порубленных деревьев не будет.

– Лицедей, что ты предлагаешь?! – раздраженно спросил Константин Германик.

Грек, никак не отреагировав на «лицедея», скривил и без того морщинистое лицо.

– А ты не думал уйти сегодняшней же ночью?

– Великий Митра, куда уйти?! – с трудом сдержался римлянин.

Аттик кивком головы указал в направлении входа в подземелье.

– А-а, – сказал Константин Германик. – Ну, конечно же. Даже ты всего не знаешь.

Слово за словом, он рассказал о том, что произошло в подземной пещере.

Жадно все выслушав, бывший актер брезгливо поморщился:

– Значит, это не сказки темных варваров, а правда. Дьявол существует. Но почему он выбрал Смилу, а не сгубил тебя?

Хитроумный грек задал вопрос, который не давал покоя самому трибуну. Хорошо подумав, Константин Германик ответил так:

– Если мы и впрямь встретились с чем-то потусторонним, то женщину и меня спас перстень. Не могу ручаться, но кажется, в темноте перстень ярко вспыхнул невиданным адским пламенем. Словно оповещая летающую тварь: «Не трогай! Он – под моей охраной!»

– Или: «Он – мой!» – саркастично ухмыльнулся беззубым ртом грек Эллий Аттик.

Глава ХLVI

Вылазка. Неожиданный трофей

Медленно, как все в этих краях, солнце зашло за горизонт. Ночь выдалась темной, тучи закрыли и месяц, и звезды.

– Надо поторопиться, – подошел к трибуну Иннокентий. – Если пойдет дождь, жир антских свиней не поможет.

– Знаю, сам вижу, – озабоченно бросил тот и тут же негромко скомандовал: – Отворить ворота!

Ворота приоткрылись без скрипа, петли Хромой Ждан смазал еще днем. Константин Германик, подойдя к выходу из крепости, без слов проводил отряд смертников. В том, что большинство из них погибнет, он не сомневался. Но такова солдатская судьба! Утром – жив, а вечером твое еще не остывшее тело (когда еще не закоченели суставы!) сбрасывает в яму твой приятель, который задолжал тебе пару монет. Да так и не отдал…

Погруженный в мрачные мысли, командир поднялся на стену, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Справа на перевернутой деревянной бочке присел Хромой Ждан, слева нервно дышал Иннокентий. Где-то рядом должен был находиться чернокожий стрелок Калеб, но различить его сейчас было почти невозможно.

Зато, опустив руку, трибун сразу почувствовал под пальцами загривок Цербера. Боевой пес заворчал от удовольствия, но, повинуясь давнему инстинкту, голос не подал.

Ждали долго. Очень долго. Появился Эллий Аттик, которому было велено оставаться внизу, чтобы в нужный момент дать сигнал мальчишкам отворить ворота.

– Ты, выкидыш Мельпомены, где я тебе приказал находиться?! – злобно прошипел офицер.

– Да я там гребца вместо себя оставил! – нарушив режим тишины, громко заявил актер.

Занесенную для удара руку трибуна остановил крик, что донесся со стороны степи. Сразу за ним в ночи отчетливо прозвучали звонкий стук и скрежет металла. И снова – вопли, перебиваемые отчетливыми командами. Все на чужом языке!

– Пошла рубка! – Хромой Ждан в возбуждении подался вперед, вцепившись руками в частокол. – Но где же костер?!

Словно в ответ на его риторический вопрос в ночи взблеснули огоньки. Через мгновение они стали стремительно вращаться, образуя красно-желтые круги. Огни, рассыпая искры, взлетели над землей, а после рухнули вниз, оставляя за собой багряный шлейф, подобно хвостатым кометам в летнем небе Константинополя.

Лязг мечей нарастал. Кто-то завизжал от страха. Германик мог поклясться: он услышал, различил предсмертный хрип!

Вдали, сразу в нескольких местах, в темноте возникли очаги пламени. Быстро пролились ярко-красными потоками. Скоро заполыхал гигантский костер, осветивший все вокруг. Стало отчетливо видно, как в отблесках пожара к укреплению бежали сразу несколько темных фигур.

– Открыть ворота! – мгновенно отреагировал Константин Германик. – Гребцам на стене! Взять мешки с песком, приготовиться прикрыть отряд! Калеб и Ждан! Стрелять без команды!

Трибун буквально скатился вниз по лестнице, жестом показав антским мальчишкам: «Ворота!»

Открыли быстро, но в крепость никто не спешил. Удивленный командир выглянул наружу. Оказалось, уцелевшие бойцы не забыли про мост. Как раз сбрасывали в ров последнее бревно. Только решив проблему, они устремились к приоткрытым воротам.

«Первый, второй, третий, четвертый, – с недоумением сосчитал Германик прибывших. – Как они могли все уцелеть? А что это с последним? Э-э-э, да его на веревке тянут! И где Маломуж?»

На ходу снимая помятый ударом шлем, к нему подступил Тирас. Даже выйдя из боя, он не забыл пехотный устав:

– Командир, позволь обратиться.

– Позволяю, – нетерпеливо произнес тот. – Говори же быстрее. Кстати, кого вы на веревке притянули?

Обстоятельно и неспешно, как истинный горец, фракиец начал докладывать. Каждая фраза давалась с трудом, но он упорно, словно в строю пехотной манипулы, продвигался вперед. Только сейчас его раздражали не вражеские