Шрифт:
Закладка:
Санинструкторы подбежали к одной зенитчице, которая устало сидела на ящике и пустыми глазами смотрела на лежавшее перед ней тело, покрытое плащ-палаткой.
– Кто это? – спросила Лёля, и хотя вопрос был неуместным, зенитчица ответила безжизненным голосом:
– Настя. Дмитриева Настя. Первая красавица нашего полка. Моя лучшая подруга.
– Простите, – сказала Лёля, – где у вас тут раненые?
Зенитчица тяжело вздохнула и сказала, показав рукой в сторону:
– Там. Блиндаж. Прямо по окопу и направо.
Санинструкторы поспешили туда, а Лёля обернулась вдруг: из-под плащ-палатки выбился длинный локон белых волос и трепетал на ветру, ласково прикасаясь к земле.
В блиндаже было темно, стонали раненые – девушки-зенитчицы и мужчины из рабочего батальона, который стоял перед их позициями и первым встретил удар немецкого корпуса. Их перетащили сюда, подальше от передовой линии. Кто же знал, что скоро эта передовая окажется уже не в полусотне метров впереди, а пройдет прямо здесь, по позициям зенитного полка – единственного, что встал на пути рвущихся к Сталинградскому тракторному заводу фашистов.
Лёля с коллегами зашла в блиндаж, спросила, кто тут главный. Ответил молодой парень с крайне изможденным видом и круглыми очками, которые делали его похожим на ученого. Только дужка была перемотана, кажется, бинтом – в такой обстановке вообще чудо, что стекла целые.
– Я лейтенант медслужбы Серёгин, а вы кто?
– Рядовые санитарной роты! – Вытянулись девушки. – Пришли к вам на подмогу!
– Что ж, дело хорошее, – устало сказал офицер. – А то осталось нас двое – я да вон сержант Иванцов. Да и тот раненый, – Серёгин мотнул головой в дальний угол блиндажа. Там перевязывал солдата фельдшер. – Ну, помогайте, раз пришли. Только учтите: у меня обезболивающих нет, одни бинты остались да йода бутыль. Даже спирт кончился. Хотя чего там! – Лейтенант безнадежно махнул рукой. – Всё почти кончилось.
Девушки кивнули и разделились: Лёля с Катей остались возле лейтенанта, две другие пошли к Иванцову. Как они поняли через полчаса, положение по медицинской части было аховое. Половина раненых тяжелые, их нужно было срочно переправлять в тыл. А как? У полка не осталось ни одной целой конной повозки – все немцы разбомбили. Но задача была поставлена, пришлось срочно искать решение.
Глава 80
Мне однажды в руки попалась книжка – «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» Курта Воннегута. Ну, то есть как попалась? Нам задали её читать по зарубежной литературе. Преподша очень въедливая – пока не убедится, что каждый студент прочитал, не успокоится и зачёт у неё не сдать. Вот мне и пришлось погрузиться в это произведение с головой. Сначала даже не понял, что описывает автор. Потом узнал: это рассказ о немецком Дрездене, который в феврале 1945 года американская авиация превратила в лунный пейзаж. Буквально стёрла город с лица земли.
Я вспомнил строки американского писателя, когда лежал утром следующего дня в балке, сжавшись в маленький нервный комок и содрогаясь всем телом от выстрелов. Мне было не просто страшно – жутко. Грохот стоял такой, что я открыл рот и даже почти не обращал внимания, когда мне туда летела со всех сторон пыль. Только успевал иногда отплевываться и трясся, трясся… Немецкие самолёты решили превратить сталинградскую степь в лунную поверхность. Они сбрасывали бомбы одну за другой так, словно тут на каждом квадратном метре сидели по одному красноармейцу и каждый был с пулемётом. Вот летчики их и боялись.
Но на самом деле всё было не так! Я один в маленькой балке лежал, а рядом – только лошади. Бедные! Когда рядом упал снаряд, они так истошно ржали, что у меня сердце облилось кровью. Не соображая, что делаю, я побежал к ним и стал ножом резать путы на ногах. Каждую секунду мог быть растоптан, но лошадки меня не тронули. Став свободными, они рванули куда-то, а я вернулся в свой крошечный окоп и опять сжался там. Совесть меня не мучила. Я решил, что так у животных больше шансов спастись. Если останутся стоять в одном месте, их посечёт осколками, или немцы расстреляют. Ну, а если убегут… То есть шанс выжить, а это теперь самое главное. Для них и для меня.
Да, в глубине мозга мелькнула мысль, что меня за такое могут шлёпнуть. Ведь казенное имущество профукал! Но решил, что когда спросят, а спросят обязательно и строго, то скажу – разбежались во время бомбёжки. Пусть наказывают. Интересно, как? В штрафники определят? Так туда трусов отправляют, самострелов всяких. И тут меня осенило. Да, верно! Мне всего-то и нужно, что взять винтовку и пальнуть себе в ногу! В икроножную мышцу, чтобы пуля прошла навылет. Почему нет? Никто ничего не поймет, зато я выживу!
Схватил винтовку и начал примерять: получится или нет? Чёрт, какая же она длинная! Может, сделать из неё обрез? Но где я тут найду ножовку по металлу? Эх, надо бы так приноровиться. Уже было передёрнул затвор, опустил ствол, хотел даже выстрелить, но остановился. Вспомнился вдруг какой-то советский фильм, в котором самострелов не щадили. Задумался, и тут вдруг сверху мимо меня прокатился какой-то пыльный мешок. Я от страха навёл на него трёхлинейку и выстрелил.
Хорошо, не попал: пуля влепилась в землю в полуметре, а мешок оказался нашим бойцом. Он, долетев до дна балки, вскочил на ноги и стал испуганно озираться. Увидев направленный на него ствол винтовки, брякнулся от неожиданности на пятую точку и поднял руки вверх.
– Дяденька, не стреляйте! – сказал детским, как мне показалось, голосом.
– Ты кто такой? Что здесь делаешь? – спросил я ошалело. Хорошо, в это время немцы прекратили свою бешеную карусель, и больше так не громыхало. Слышались только взрывы артиллерийских снарядов. Но от них грохота намного меньше, да и не так страшно почему-то. Может, я уже привыкать стал, не знаю. Или контузило немного.
– Рядовой Глухарев, – назвался парнишка. Я присмотрелся: на вид ему было лет 18, не больше. Совсем пацан ещё, худенький, чумазый, очень уставший.
– Ещё один? – удивился я.
– Да, Сергей Глухарёв был моим братом. Мы оба из Темряшино, Горьковская область.
– Прими мои соболезнования, – сказал я. – Тебя как зовут?
– Василий… Вася.
– И что ты тут делаешь, рядовой Василий
