– Вы не видели девочку – шестилетнюю, темноволосую?

Прохожие больше не пробегали мимо в панике, они останавливались и слушали. Но никто не видал Люси.

– Маб… – начала Озла дрожащим голосом, однако Маб оттолкнула ее и, шатаясь, направилась к дому Фрэнсиса. Она заблудилась в темном лабиринте незнакомых улиц, но каким-то чудом нашла дорогу, когда наконец прозвучал сигнал отбоя. Как сквозь туман она заметила, что небо успело посветлеть до серого. Сколько же длился этот налет? Ей казалось, что целый век.

И тут она хрипло вскрикнула. Соседнее с домом Фрэнсиса здание было расколото взрывом почти ровно пополам, часть фасада обрушилась, открыв на всеобщее обозрение внутреннее убранство. Умывальник навис над садом, стена кренилась наружу, грозя рухнуть с минуты на минуту.

Но дом Фрэнсиса, дом из бурого камня, куда Маб вчера привела Люси, – где они ели пудинг с джемом и где Маб мечтала о рождественских обедах мирного времени; где Люси выбрала себе комнату, а Фрэнсис медленно, сонно занимался любовью с Маб в полночь в их собственной спальне, – этот дом бомбежка не затронула.

И входная дверь сейчас открылась с обычным, повседневным скрипом.

Маб схватилась за садовую калитку. Из дома вышел Фрэнсис и спустился по крыльцу, а на руках у него уютно устроилась Люси. Он был в одной рубашке, рыжеватые волосы сверкали в лучах рассветного солнца; он укутал Люси в пальто, а она обвила его шею рукой. Второй рукой девочка прижимала к груди свои новенькие сапожки для верховой езды.

– Она вернулась за сапожками, – совершенно спокойно пояснил Фрэнсис, и Маб почувствовала, как ее горло сдавливает не то всхлип, не то смех. Люси весело махала Маб, словно вокруг нее не расстилался погруженный в ужас и засыпанный пеплом город.

Маб услышала, как за спиной рыдает от облегчения Озла.

– Все в порядке, Оз, – сумела она произнести, поворачиваясь, чтобы сжать руку подруги. – С ними все хорошо.

Фрэнсис посмотрел на соседний дом со срезанным фасадом. Выброшенная из умывальной комнаты на втором этаже фаянсовая ванна рассыпалась на куски на тропинке перед его крыльцом.

– Давай-ка переберемся через забор вон там, сбоку, Люси, детка, – сказал он с одной из своих редких улыбок, огибая кучу фаянсовых осколков. – Если уж в палисаднике у нас приземлилась ванна.

Люси заливалась хохотом, Маб улыбалась, когда Фрэнсис перекинул ее дочь через забор, – и тогда это произошло.

Произошло так быстро.

Маб с облегчением тянула руки к Люси, когда накренившаяся внешняя стена разбомбленного дома внезапно развалилась с оглушительным грохотом и всеми тремя этажами кирпичей и балок обрушилась прямо в палисадник.

Фрэнсис успел поднять голову.

Люси успела издать тоненький вопль ужаса.

И они исчезли, погребенные под водопадом камней.

– Я бы на вашем месте не копал, мэм…

– Там моя дочь, она не может дышать…

– Мэм, ваша дочь…

– Маб, отойди! Отойди, умоляю…

– Убирайся, Оз…

– Господи, только поглядите на ее руки. Мэм, прекратите разгребать камни…

– Маб, остановись. Остановись, они погибли…

– Катись к черту, Озла Кендалл…

– Не смотрите, мэм. Не надо вам запоминать их такими…

– Да уведите же наконец эту треклятую женщину!

– Миссис Грей…

– Я ведь говорил вам – не смотрите, мэм… Я ведь говорил вам – не смотрите.

Кто-то кричал…

Кто-то выковыривал запекшуюся кровь и щепки из-под ее ногтей…

Кто-то пытался стереть мокрую серую жижу с ее рукава – каменная пыль и ошметки мозга…

Маб поняла, что это она сама.

Глава 47

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ДЕКАБРЬ 1942 ГОДА

Заключительные строки сонета «Искра» из сборника «Увязшие: военные стихи» Фрэнсиса Грея:

Вот гаснет искра, а за ней – вторая.

Их пламени не взвиться, разгораясь.

Две искры потухли, и весь Блетчли-Парк скорбит вместе с одной из нас.

На похороны пришло больше людей, чем ожидала Озла: коллеги Фрэнсиса из министерства иностранных дел, его друзья из Ковентри, приехавший из Лондона издатель, стайка поклонников его поэзии… И Маб. Овдовевшая миссис Грей сидела в переднем ряду в кезикской церкви, с безупречно нанесенной красной помадой, в черном платье, которое странно контрастировало с легкомысленной соломенной шляпкой с голубой лентой.

– А почему Маб решила похоронить его здесь? – шепотом спросил Джайлз, когда поминальная служба закончилась и пришедшие на похороны направились к кладбищу.

– Потому что они с Фрэнсисом были здесь счастливы. – Озла не плакала на литургии, но теперь едва не разрыдалась, вспоминая, как сияла Маб после проведенных в Озерном крае уик-эндов.

– Все-таки можно было ожидать, что она его похоронит в Ковентри, где он погиб, – сказала Бетт.

– Ну сама подумай – с чего бы ей хотеть туда возвращаться? Разве непонятно?

Лицо Бетт залилось краской до самого воротничка уродливого черного платья.

– Город же не виноват. Там не знали, что будет налет. И даже если бы знали, все равно не успели бы вовремя эвакуироваться.

Озла с трудом удержалась, чтобы не закричать: «Ты уже раз восемь это сказала!» Даже если бы знали? Но ведь никто не знал, что один из самых страшных в этом году налетов вновь обрушится на несчастный Ковентри.

– Даже если бы им сообщили, все равно людей не успели бы вовремя вывести из города, – настаивала Бетт, как будто ей обязательно нужно было кого-то в этом убедить.

– Да не имеет это значения! Маб не желает хоронить Фрэнсиса в Ковентри, а других родственников, которые могли бы возражать, у него не осталось. Так почему бы ей не поступить так, как решила?

Со времени бомбардировки Ковентри Маб не обменялась ни единым словом с соседками по комнате. Из Ковентри она поехала прямиком в Лондон и отказывалась брать трубку, когда они звонили. Миссис Чурт пришлось объяснять Озле охрипшим голосом, что Люси они уже похоронили – здесь, в Лондоне, чтобы родные тоже смогли прийти. А теперь Мейбл отправилась в Кезик предать земле тело мужа.

Когда гроб начали опускать в могилу, присутствующие собрались вокруг, и Озла пожалела, что Безумным Шляпникам не удалось приехать. Но с ними Маб тоже не общалась, и только Озле, Бетт и Джайлзу дали в последний момент увольнение.

Они смотрели, как Маб бросила в открытую могилу первый ком земли. Ее лицо застыло бледной маской – той самой, которой оно стало, когда Маб оттащили от той чудовищной груды в палисаднике в Ковентри. Тогда ее душераздирающие визги прекратились, как будто рубильник опустили. «Ох, Маб, возвращайся», – молча взмолилась Озла, глядя на лишенное всякого выражения лицо подруги.

Вернется ли Маб когда-нибудь – не просто к себе самой, но и в Бакингемшир? Каким будет