Шрифт:
Закладка:
Пионеры корейских христианских миссий стали прибывать уже в период «перестройки», когда еще не было дипломатических отношений между Советским Союзом и Южной Кореей, поэтому они имели паспорта американских граждан. С установлением официальных межгосударственных связей со странами Центральной Азии поток южнокорейских миссионеров-пасторов быстро увеличивался. Этому способствовали факторы, носившие политическую, экономическую, идеологическую и этническую природу. До тех пор пока прозелитизм южнокорейских миссионеров был обращен в корейскую диаспорную среду, как наиболее благодатную в первоначальный период, это не вызывало особого противодействия официальных властей центрально-азиатских стран, которые проводили политику государственной поддержки умеренному исламу. Однако, когда количество южнокорейских церквей резко возросло, численность паствы увеличилась в сотни раз и влияние привнесенных христианских конфессий стало весьма ощутимым среди местного населения, номинально причисленных (по этническому признаку) к исламу или православию, отношение к ним изменилось.
Официальные власти признают, что миссионеры провели большую работу по сплочению корейской диаспоры. Почему же церкви, образованные пасторами из Южной Кореи, стали привлекать центрально-азиатских корейцев? В качестве ответов можно услышать следующее: они организовали бесплатное обучение корейскому языку, клубы и секции по интересам, проводили благотворительные акции, оказывали материальную и финансовую поддержку, стимулировали посещаемость перспективой поездки на историческую родину, создали возможность получения теологического образования и продвижения в карьере церковного служителя. Таким образом, не только (или не столько) религиозное содержание, а так называемый «соцциальный пакет» предоставляемый членам общины привлекал многих людей в южнокорейскую миссионерскую церковь[237].
Корейские миссионерские церкви сосредоточены в основном в крупных городах, столицах центрально-азиатских стран, в которых самая высокая доля корейского населения. К примеру, в Алматы, где проживает свыше 20 тысяч корейцев, то есть каждый пятый из общей численности, действуют около 30 южнокорейских христианских церквей. Много это или мало? Лишь 6,6 % всех опрошенных посчитало, что миссионерских церквей излишне много», по мнению преобладающего большинства – 72,5 % их было «достаточно», а около 21 процента, то есть каждый пятый респондент ответил – «недостаточно».
На вопрос «Как вы оцениваете роль миссионерских церквей в сохранении этнического самосознания корейской диаспоры в вашей стране?» были предложены две пары ответов: важная – незначительная и положительная – отрицательная. Около трех четвертей опрошенных оценили эту роль как важную и положительную, и только одна четверть респондентов возразила этому.
В целом, следует подчеркнуть, что в сложных условиях постперестроечного периода, протестантские миссии оказались востребованными среди корейской диаспоры и представителей других, в том числе коренных народов центральноазиатских стран. Южнокорейские миссионерские церкви, используя разнообразные формы и методы идеологической индокринации, сумели пройти первоначальную стадию приспособления и адаптации. Однако набор политических, социально-экономических, демографических и культурных факторов не позволяет протестантизму достичь структурной интеграции в конфессиональную жизнь постсоветских стран Центральной Азии.
Южнокорейские пасторы, проповедующие общехристианское учение и фундаментальные принципы протестантизма среди полиэтнической общины, пытаются нивелировать самобытные особенности народов, в том числе и корейской диаспоры. Вмешательство миссионеров в этнокультурную жизнь, пасторские запреты среди членов протестантской общины выполнения традиционных ритуалов, в особенности похоронно-поминальной обрядности, вызывают протест корейцев старшего поколения, не желающих терять свои обряды и обычаи. В небольшом блоке вопросов была предпринята попытка выяснить экспериментальным путем отношение нынешней корейской молодежи к конфуцианской обрядности, а также влияние новой христианской религиозности на коррекцию этнокультурного поведения. На вопрос «Справляет ли ваша семья ежегодные поминальные обряды в хансик и чхусок?» утвердительно ответили 84,6 % респондентов и в незначительном меньшинстве (15,4 %) корейских семей отказались от проведения самых основных конфуцианских (народных) обрядов календарного цикла. В тоже время на вопрос «Будете ли Вы и ваши дети соблюдать эту обрядность?» утвердительный ответ дали лишь 32,1 % опрошенных, отрицательный – 22,4 % и почти половина – 45,% респондентов затруднились дать ответ. Полученные данные говорят о том, что абсолютное большинство корейской молодежи (86,3 %) не понимают полностью смысл проводимых поминальных ритуалов у могил предков и родных, а приготовить все необходимое и провести сами весь поминальный обряд способны лишь 21,9 % процентов всех опрошенных. То есть тенденция потери этнокультурных традиций среди молодого поколения корейской диаспоры просматривается со всей очевидностью. А как же обстоит с этнической идентичностью?
Для всех респондентов в нашем пилотном анкетировании характерна моноэтническая идентичность, совпадающая с официальной этнической принадлежностью. Последний блок вопросов был составлен в виде таблицы, потому целесообразно полученные ответы (в относительных показателях, т. е. в %) представить в том же виде (см. табл. 2).
Из ответов следует, что преобладающее большинство молодых корейцев не стесняются, не скрывают, а напротив, гордятся своей этнической принадлежностью, и глубоко ощущают чувство этнической самоидентификации.
Подводя итоги:
Следует отметить следующее. Корейская студенческая молодежь, относящаяся уже к 4–5 поколению диаспоры (последовательно в России, СССР и постсоветский период), проживающая в абсолютном большинстве в полиэтнической среде центрально-азиатских городов, являясь нередко детьми в межнациональных семьях, стабильно сохраняют свою этническую самоидентификацию и осознают себя членами корейской диаспоры.
Религиозное мировоззрение многих респондентов пока еще размыто и находится в эмбриональной стадии. Традиционная обрядность уходящая корнями в религиозно-этическое конфуцианство, утеряло сакральную семантику, и сохранятся, благодаря старшему поколению как внешняя ритуальная оболочка. Официальные религии стран Центральной Азии: ислам и православие не привлекли молодых корейцев в число новообращенных. Энергичный и разнообразный по форме прозелитизм южнокорейских христианских миссий (в основном протестантского направления) пустил первые всходы в студенческой молодежной среде корейской диаспоры. Говорить о типологии религиозного сознания корейской молодежи преждевременно.
Вместе с тем, было бы некорректно умалять роль конфессионального начала в жизни современных молодых корейцев. К отличительной особенности индивидуальной религиозности корейцев следует отнести ее «сползание» из идейно-мировоззренческой сферы в обиходное поведение. Религия, не занимала в этническом сознании предшествующих поколений корейской диаспоры каких-либо важных и прочных позиций, и не сумела пока закрепиться в этносознании нового поколения.
М. Д. Тен[238]
Религиозная идентичность этнического меньшинства в условиях полиэтнической среды Узбекистана (на примере корейской диаспоры)
Корейцы в Узбекистане являются заметной этнической группой. По данным на 2008 г. их количество составляло 147,7 тыс. человек[239]. Вопрос о религиозной идентичности корейцев Узбекистана практически не освещался учеными, в связи с этим возникает необходимость восполнения пробела в исследовании данной тематики.
Как известно, в советский период религия была вытеснена на
