не нашла отклика у Молотова, который заметил, что они «не соответствуют ни историческому развитию, ни реальной ситуации». Так же не удалась попытка продлить срок для ответа из Бухареста, поскольку советское правительство уже «ждало 22 года» и поэтому «надеется, что ответ будет дан без опозданий, и если он будет положительным, то вопрос будет решен мирным путем». Давидеску отказался взять карту с нанесенной линией новой границы в Буковине, сославшись на невозможность передать ее в Бухарест, но записал наименования важнейших пунктов этой линии[784].

О предпринятых действиях в отношении Румынии Молотов поздно вечером 26 июня известил Шуленбурга[785], который утром 27 июня пытался уточнить, «как понимать требование советского правительства, что румынский ответ должен поступить еще сегодня». На это ему разъяснили, что «советские войска завтра утром перейдут румынскую границу, если румынское правительство еще сегодня не даст положительный ответ на советские требования»[786]. Получив советскую ноту, румынское правительство обратилось за поддержкой к Италии, Германии и союзникам по Балканской Антанте. Кроме того, от Рима и Берлина требовалось оказать сдерживающее влияние на Венгрию и Болгарию[787]. 27 июня в 10.30 Риббентроп передал в Бухарест инструкцию своему посланнику, в которой предлагал заявить министру иностранных дел Румынии: «Советское правительство информировало нас о том, что оно требует от румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства»[788]. Схожие ответы были получены от Италии и стран Балканской Антанты. Обсуждая варианты действий в данной ситуации, в Бухаресте решили попытаться затянуть время, вступив в переговоры с СССР. Одновременно королем был подписан декрет о мобилизации румынских вооруженных сил с 24.00 28 июня[789].

В 23.00 27 июня в Москве был получен ответ Бухареста, в котором румынское правительство заявляло, «что оно готово приступить немедленно, в самом широком смысле, к дружественному обсуждению, с общего согласия, всех предложений, исходящих от Советского правительства». Румыния просила «указать место и дату» будущих переговоров, делегаты на которые с румынской стороны будут назначены после ответа из Москвы. В ноте выражалась надежда, что «переговоры… будут иметь результатом создание прочных отношений, доброго согласия и дружбы между СССР и Румынией». Выслушав столь обтекаемый ответ, Молотов завил, что «не видит в сделанном заявлении согласия на советские предложения и что он полагает, что завтра же советские войска должны вступить на территорию Бессарабии и Северной Буковины». Давидеску заверил его, что румынское правительство согласно с советскими предложениями, но следует договориться о «процедуре и юридических формах осуществления данных мероприятий». Однако все попытки румынского дипломата договориться о будущих переговорах были безуспешны, поскольку, как заявил Молотов, «сейчас речь идет о вопросах политических, а не технических». Советская сторона предложила немедленно подписать соглашение о том, что 28 июня «советские войска должны занять определенные пункты» и за 3–4 дня занять всю остальную территорию. Соответственно, Румыния должна гарантировать сохранность предприятий, железных дорог, аэродромов, телеграфа и телефона, государственного и частного имущества, а позднее «советско-румынская комиссия сможет договориться о деталях реализации намеченных мероприятий»[790].

Давидеску отказался подписывать соглашение, сославшись на отсутствие у него необходимых полномочий. Тогда в 1.25 28 июня ему была передана новая советская нота, в которой отмечалась неопределенность ответа румынского правительства, «ибо в нем не сказано прямо, что оно принимает предложения Советского правительства о немедленной передаче Советскому Союзу Бессарабии и северной части Буковины». Однако, принимая во внимание разъяснения румынского посланника в Москве, советское правительство предложило: «1. В течение 4‐х дней, начиная с 2 часов дня по московскому времени 28 июня, очистить румынским войскам территорию Бессарабии и северной части Буковины. 2. Советским войскам за этот же период занять территорию Бессарабии и северной части Буковины. 3. В течение 28 июня советским войскам занять пункты: Черновицы, Кишинев, Аккерман. 4. Королевскому правительству Румынии взять на себя ответственность за сохранность и недопущение порчи железных дорог, паровозного и вагонного парка, мостов, складов, аэродромов, промышленных предприятий, электростанций, телеграфа. 5. Назначить комиссию из представителей» сторон «для урегулирования спорных вопросов по эвакуации румынских войск и учреждений». Ответ Румынии должен был поступить в Москву не позже 12.00 28 июня[791].

Тем временем в Бухаресте продолжалось обсуждение сложившейся обстановки, не исключая и возможности военного сопротивления СССР. Однако в ходе второго заседания Коронного совета, состоявшегося в 21.00–24.00 27 июня, реально оценив военные возможности Румынии и опасаясь социальных потрясений в случае войны с СССР, присутствующие 19 голосами против 6 (при 1 воздержавшемся) решили согласиться на уступку требуемых СССР территорий. Как позднее заявил в парламенте Татареску, «мы решили отступить из Бессарабии и Верхней Буковины, чтобы спасти сегодня румынское государство и уберечь от опасности будущее румынской нации»[792]. Тем временем, получив в 2.30 28 июня новую советскую ноту, румынское правительство обратилось к Германии с просьбой повлиять на СССР, чтобы добиться сохранения Черновиц в составе Румынии и продлить срок эвакуации. Хотя Берлин обещал поддержку, никаких указаний Шуленбург не получил[793]. В 11.00 28 июня Бухарест заявил Москве, что, стремясь «избежать серьезных последствий, которые повлекли бы применение силы и открытие военных действий в этой части Европы, видит себя обязанным принять условия эвакуации, предусмотренные в советском ответе». При этом Румыния просила продлить срок эвакуации, «принимая во внимание, что эвакуацию территории было бы крайне трудно осуществить в течение четырех дней вследствие дождей и наводнений, которые попортили пути сообщения». Решением этого вопроса могла бы заняться смешанная советско-румынская комиссия[794]. Вместе с тем, как справедливо отметила М.Д. Ерещенко, Румыния формально согласилась не на возвращение территории Советскому Союзу, а всего лишь на «эвакуацию румынских войск» из Бессарабии и Северной Буковины[795], что в дальнейшем использовалось Бухарестом для обоснования своих притязаний на эти территории.

Пока велись все эти дипломатические переговоры, войска Южного фронта завершали последние приготовления к операции. Не зная, каким будет ответ из Бухареста, маршал Б.М. Шапошников в 16.00 27 июня позвонил по ВЧ генералу армии Г.К. Жукову и передал ему указание «с утра 28.6.40 быть готовым к действиям. Действия могут быть с выстрелом или без выстрела. Приказание о действиях и характере их дополнительно»[796]. Соответственно, командование Южного фронта отдало своим войскам директиву № А00148, которая требовала «с вечера с 27.6 занять исходное положение и быть готовым к действиям с 3.00 28.6.40.

О характере действий будет