– Я здоров, – ляпнул Робер и тут же поправился: – То есть почти здоров. Дня через три отправлюсь в Надор, если ты, разумеется, не возражаешь.

– Не терпится повесить на шею камень? – Альдо вне себя, и не важно почему. Пока его величество не остынет, о долгах и гоганах лучше не заикаться.

– Предпочитаю казнь без отсрочек, – припомнил чью-то пошлость Робер, – говорю тебе как королю.

– Главное, первую ночь пережить, – хмыкнул Альдо, – потом сплавишь супругу в Эпинэ и езжай к своей баронессе, сколь душе и клинку угодно…

– Стой, – окликнул Робер, поворачивая ключ, – пришли.

– Куда? – не понял сюзерен. – Ты же вроде наверху угнездился.

– Ты не баронесса, чтоб тащить тебя в спальню. А что, во дворце уединиться совсем не получается?

– Кошки его знают, – Сюзерен с любопытством оглядел «Маршальский кабинет» и поморщился: – Ты бы шпалеры сменил, что ли… Предки – это хорошо, но дрались они у тебя не под теми знаменами.

– Руки не доходят. – Эпинэ подвинул кресла так, чтоб реющий над головой Рене «Победитель Дракона» не лез в августейшие глаза. – Да и не заходит сюда никто. Я или в жилых комнатах, или внизу, с вояками.

– Я пришлю тебе парочку гальтарских шпалер, – Альдо бухнулся в кресло и протянул ноги к камину, – с птичками. Закатные твари, так бы и убил кого-нибудь…

– Ну и убей, – сегодня разговора не выйдет, а через шесть дней он и не потребуется. – Кракла, к примеру, он косой. Вино будешь?

– Спрашиваешь! – Альдо провел рукой по лицу, – Устал как собака… А Кракла ты не трогай, он мне нужен. Эх, попадись мне Суза-Муза!

– Так ведь попался уже, – красное вино напомнило о «франимском виноторговце» и времени, когда они не убивали. – Или ты не об Удо?

– О Медузе, – огрызнулся Альдо. – Эта скотина прислала мне ультиматум! Сунула в бумаги, до которых руки не доходили, сегодня, наконец, дошли – и на тебе! Теперь понимаешь, почему я к тебе подался? Леворукий его знает, как эта тварь входит и выходит.

– Подземный ход? – предположил Иноходец, – Во дворце должен быть подземный ход.

Альдо вытянул ноги, белые сапоги были в грязи. Значит, злился и гнал галопом.

– Я велел Мевену с Рокслеем простучать стены в Ночном крыле, – его величество потер щеку, – и потрясти архитекторов, а пока придется помалкивать.

– А не могло оно со времен Удо заваляться? – предположил Эпинэ. – Какой бокал на тебя смотрит?

– Дальний. Медуза сунул послание в письмо Спрута. Я просил его прислать песню, которую ты на коронации орал, Придд прислал, но это было уже после того, как Удо взяли. Робер, у меня голова кругом идет. Это не ты, не Дикон, не Придд, не Матильда со своим псарем и не Мевен. Все! Остальным не верю.

– Не веришь Дугласу и веришь Придду? – Зря он польстился на кэналлийское, кэналлийское будоражит память, только вина Эпинэ еще горше.

– Удо тоже казался другом, а потом его на чем-то прихватили. – Сюзерен поморщился, словно «Змеиная кровь» оказалась кислой. – Анаксы не могут верить, только думать и знать. Ты был болен, Придд во дворец носа не кажет, а у Дикона ума не хватит. Ладно, кого ты ко мне притащить собрался?

– Давай сперва с Надором решим. – Только б достославный сидел там, где сидит! – Ты меня отпускаешь? Хочу до конца Ветров обернуться, а с гарнизоном Карваль управится.

– Коротышка у тебя толковый, – согласился его величество, – но поедешь ты не через три дня, а через десять.

– Я здоров.

– Врешь, – припечатал Альдо. – Но дело не в лихорадке, ты мне нужен в суде.

– В суде? – зачем-то переспросил Иноходец. – Ты не передумал?

Альдо Первый Ракан досадливо сморщился:

– Эта тварь в Багерлее вяжет меня по рукам и ногам! И потом, я дал слово Посольской палате.

– Ты начал обещать еще в Агарисе, – пусть не столь громко, но более страшно. – Послам своей очереди ждать и ждать, а суд над Алвой нас не украсит.

– Робер, – сюзерен допил вино и теперь вертел в руках пустой бокал, – я много думал. Гораздо больше, чем ты можешь предположить. Все великие державы начинались с похорон.

Эрнани Святой закопал Золотую анаксию. Золотую империю зарыли Гайифа с Уэртой, а Талигойю – Оллар. Я хочу раз и навсегда похоронить Талиг, а для этого нужны суд и приговор. Без этого эсперадоры и «павлины» решат, что я на троне по их милости. Сейчас они меня признали, но, когда я пошлю их к кошкам, а я пошлю, вспомнят и Золотой Договор, и олларского щенка… Подлил бы, что ли!

– Сейчас. – А кого ты не пошлешь? Всем всё обещать и знать, что врешь… Кто тебя этому научил? – Ты больше не рассчитываешь на силу Раканов?

– Сначала нужно добыть меч и жезл.

– Жезл Левий тебе отдаст.

– Шутишь? – Сюзерен так и замер с бокалом в руке.

– Ничуть. – Какие уж тут шутки! – Кардинал сам мне сказал. Жезл будет твоим, как только найдется меч.

– Уже легче, но до меча просто так не добраться. Закатные твари, Фома не верит, что Алва у меня! Ему нужен союз с Кэналлоа и Савиньяками!

– Если хочешь доказать Фоме, что Алва у тебя, покажи его послу, – Робер погладил золотую молнию, она была холодной, – а если тебе нужен суд, суди Фердинанда.

– Фердинанда? – неожиданно развеселился Альдо. – Ты настоящий маршал: в войне смыслишь, а в политике хвост от носа не отличишь. Я не могу судить Фердинанда, потому что он отрекся и я его помиловал. И я не могу таскать в Багерлее всех, кто верит, что Алва в Хексберг колошматит дриксенцев. Кстати, ты когда был у кузины?

– Давно, – всякий раз, когда речь заходила о Катари, Робер чувствовал себя последней скотиной, – еще до коронации. Надо ее навестить…

– Надо, – согласился сюзерен. – Если ты уговоришь ее выступить на суде, тебе цены не будет. Тьфу ты! Это еще откуда?

«Это» вылезло из-за выцветшей портьеры, просеменило к хозяину и бодро полезло по ноге вверх. Утаить Его Крысейшество было не легче, чем Ворона.

– Леворукий, – Альдо глядел на крыса, словно на выходца, – откуда он взялся?

Взяться Клемент мог лишь из Сакаци, и Робер так и сказал. Клемент сидел на плече и злобненько шипел, за что Эпинэ был хвостатому непоседе искренне благодарен. Крысиные возмущения давали время на размышление.

– Совсем озверел, – Альдо на всякий случай отодвинул кресло. – Кто его привез?

– Угадай, – попробовал улыбнуться Эпинэ. – Альдо, ты веришь в древние силы?

– Разумеется. – Если спросить Клемента, верит ли он в сухарики, у крыса будет такой же вид.

– Тогда расстанься с первородством, – Эпинэ прижал не унимавшегося приятеля рукой, – и с Гальтарой заодно.

– Это тебе крыс сказал?

– Если Первородный нарушит клятву, – Енниоля не спрячешь, да он и сам не хочет, – на шестнадцатый день с ним случится беда.

– Чушь, – передернул плечами сюзерен, – мы Вукрэ в Закат отправили еще осенью, и ничто нам на голову не свалилось.

– С Вукрэ ты ничего не нарушил.