— Почему? — спрашиваю я. — Почему три года, почему после того, как я уехала, а не тогда, когда я была здесь и нуждалась в тебе? Что оказалось важнее меня?

— Для меня нет ничего важнее тебя.

Я почти верю ей, но фыркаю и качаю головой.

— Чушь собачья, и ты это знаешь. Если бы это было правдой, ты бы не ждала так долго, чтобы завязать.

Мама закрывает глаза и глубоко вдыхает. Я замечаю, как трясутся ее руки, когда она сцепляет их вместе.

— Мне нет оправдания. Я была ужасной матерью и слабым человеком. Позволяла Терри контролировать себя. Он делал со мной все, что хотел, а я постоянно была под кайфом и не заботилась о том, что со мной будет. Но клянусь, Саванна, я делала все, что могла, чтобы защитить тебя. Этого было недостаточно. Я понимаю. Но я всегда любил тебя. Всегда пыталась.

Она открывает глаза и смотрит на меня со слезами в серых глазах. Наши глаза так похожи, как и наши слабости. Кто в них виноват? Она? Ее родители? С чего начался ее цикл саморазрушения? Когда он закончился?

— Я прошла детоксикацию в больнице после того, как один из друзей Терри…

Ее голос дрожит, и она снова закрывает глаза, на этот раз зажмуриваясь, и из-под ее ресниц катятся слезы.

— Он позволил им это сделать. Думаю, даже поощрял. Я провела в больнице три недели, поправляясь и очищаясь. Когда меня выписали, я пошла в полицию и заявила о наркотиках в доме. Терри ходил по вечеринкам. Продавал наркотики школьникам. Заставлял их торговать для него. Терри арестовали, и с тех пор я его не видела. Недолго следила за ходом следствия. Его приговорили к семи годам с возможностью условно-досрочного освобождения. Кажется, он сдал своих поставщиков. После этого я почти ничего о нем не слышала.

Она пожимает плечами, и нас снова окружает тишина. Я позволяю ее словам проникнуть в сознание, но молчу. Жду, и когда она понимает, что я хочу большего, предоставляю ей возможность объясниться, она не колеблется.

— После урагана Леви нашел меня в одном из убежищ. Мой дом был разрушен. Ничего не осталось. Я была в нескольких шагах от того, чтобы сдаться, но тут он нашел меня, когда доставлял в убежище припасы и пожертвования. В тот же день поселил меня в гостинице, а через неделю предложил работу.

Теперь я не борюсь с улыбкой, которая хочет растянуться от уха до уха. Не обращаю внимания на боль в сердце.

— Леви всегда страдал комплексом спасителя, — замечаю я.

Он спас меня. Спас мою маму. Спас половину города, судя по тому, что я узнала. Даже его брак с Джулианной был продиктован чувством долга. Я всегда считала Леви святым. Слишком милосердным и заботливым, готовым отдать нуждающемуся последнее. Слишком хороший для меня.

Мама кивает.

— Он — хороший человек, Саванна. Они с Бринн мне очень важны. И я стольким ему обязана.

Пытаюсь уложить ее слова в голове, прежде чем снова заговорить. На этот раз спокойно и сдержанно. С любопытством, но не строго.

— Что ты делала с деньгами?

Речь о деньгах, которые я перечисляю на ее счет каждый месяц с тех пор, как мы подписали контракт с лейблом. Я всегда предполагала, что она спускает их на наркоту, но все же надеялась, что она воспользуется ими, чтобы сбежать. Чтобы очиститься.

— Сначала я тратила их на то, о чем ты думаешь. Терри имел доступ к банковскому счету. После того, как его посадили, я к деньгам не притрагивалась. Потратила немного на покупку дома дальше по улице. А теперь вложила все на сберегательный счет. Что-то вроде фонда для колледжа.

Мои глаза расширяются.

— Для Бринн?

Мама нежно улыбается, любовь в ее глазах неоспорима.

— Для Бринн.

Я прерываю зрительный контакт и смотрю себе под ноги. Снова впиваюсь пальцами ног в твердую древесину. Думаю о пяти вещах, которые вижу, о четырех вещах, которые могу потрогать, и о трех вещах, которые слышу.

Я понимаю, как зависимость может тебя испортить. Понимаю, как это влияет на людей, которых ты любишь. Как ты ранишь самых близких. Я понимаю. Я прошла через это. И тоже злоупотребляла.

— Не знаю, смогу ли простить тебя, — признаюсь я полу. — Я не могу просто забыть и двигаться дальше.

— Я понимаю и никогда бы не попросила тебя об этом. Но…

Она колеблется, подбирая слова. Когда я, наконец, поднимаю взгляд, ее брови нахмурены, и она снова тихо плачет.

— Я всегда любила тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь в это поверить. И надеюсь… надеюсь, однажды ты поймешь, что я теперь другая. Я осознаю нанесенный мною вред. Прости меня. Ничего уже нельзя вернуть. Но я изменилась, Саванна. Я каждый день стараюсь стать лучше.

Я вижу честность на ее лице. Слышу в ее словах правду. Позволяю ей переместиться из моей головы в сердце, и заставлю себя принять ее. Часть меня этого не сделает. И я не знаю, удастся ли мне это когда-нибудь. Но другая часть? Она уже приняла.

— Хорошо, — говорю я тихо. — Хорошо.

Глава 34

ЛЕВИ

У Саванны звонит телефон.

Мы — я, она, Бринн, Рыжий и Шэрон — провели утро, бездельничая на террасе. Сперва напряженность чувствовалась. Да и сейчас никуда не делась. Но несколько поутихла. Съемочной группе предстоит отснять еще три сцены перед отъездом в Портофино. Если все пойдет по плану, к концу недели они уедут.

Не понимаю, куда ушло время.

Я проклинаю себя за то, что поначалу мешкал. Думал избежать неизбежного. Надо было поцеловать ее в том кафе. Я должен был быть с ней каждый день с того момента, как ее самолет приземлился в Северной Каролине. Вместо этого я струсил, как она и сказала.

— Что случилось? — спрашивает Саванна в телефон. Ее глаза расширяются, и она обращает внимание на настенные часы. — Вот, дерьмо. Совсем забыла.

На другом конце линии ей что-то говорят, и она смеется.

— Ну, да, вчера я чуть не умерла, так что, думаю, мне простительно. — Она делает паузу. — Расслабься. Я в порядке. Объясню позже. — Еще одна пауза и закатывание глаз. — Нет, ничего подобного. — Она снова замолкает, слушая того, с кем разговаривает, а затем улыбается. — Звучит неплохо. Скоро увидимся.

Она отключается и проходит мимо Рыжего и Шэрон, прежде чем посмотреть на нас с Бринн.

— Какие у вас планы на вечер? У меня есть небольшой сюрприз для Босса.

* *