А потом Джордан разбил Сферник о землю, и перед ними поднялась сферическая дверь.

Биару не нужно было, чтобы кто-то говорил ему, куда они идут. Как только он переступил порог вслед за Джорданом, то обнаружил, что они находятся в Вудхейвене, прямо рядом с его домом.

Дверь распахнулась прежде, чем он успел сделать четыре шага по дорожке, его мама бежала к нему с красными глазами и мокрыми щеками.

Биар не спросил, как она узнала. Он уже знал ответ… уже знал, что найдет, как только войдет в дом.

Он обнял ее, крепко прижимая к себе, пока она плакала у него на плече. Она пыталась говорить сквозь рыдания, пытаясь сказать, как она рада, что он в безопасности. Биар не знал, как она узнала, что он был на битве. Но это не имело значения.

Ничто не имело значения.

Потребовалось некоторое мягкое поощрение со стороны Д.К. и Джордана, но каким-то образом им двоим удалось провести Биара и Дороти вверх по лестнице в дом.

Блейк и Джонни были в гостиной, известие уже дошло до них. Их лица были пепельно-серыми, глаза затуманены горем.

Эви сидела на коленях у Джонни, слезы свободно текли по ее лицу и капали на его рубашку. Даже будучи такой маленькой, она понимала. Она знала, что произошло. Она знала, что это значит.

Гэмми стояла в углу, склонив седую голову и прижав руки к груди, как будто это могло облегчить боль от смерти сына.

И там, на кофейном столике, безобидно стояла причина, которую они все знали. Причина, по которой Джонни и Блейк были здесь. Причина, по которой Дороти выбежала из дома по прибытии Биара домой, уже потерявшись в своем горе.

До того, как было получено известие из какого-либо внешнего источника, до того, как появились новости, объясняющие, почему, когда и как это должно было произойти.

Это был страховой полис, гарантия для всех тех, кто служил короне, чтобы члены их семей первыми узнали об их кончине.

В тот момент, когда Уильям испустил дух, это должно было появиться.

Надгробный камень.

Стеклянное надгробие.

То самое, которое будет положено на его могилу в Хэллоугейте, как только его тело будет извлечено из Грейвела и перевезено на кладбище для захоронения.

На деревянных ногах Биар придвинулся ближе. Дрожащей рукой он протянул руку, проведя онемевшими пальцами по стеклу.

Его сердце… он словно чувствовал, как оно разрывается, когда слова появлялись одно за другим над надгробием.

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ НАБЛЮДАТЕЛЬ УИЛЬЯМ ЮСТАС РОННИГАН, ВСЕГДА ЛЮБЯЩИЙ, ВСЕГДА ЛЮБИМЫЙ, ЗАПОМНИВШИЙСЯ НАВЕЧНО

Это было просто, от всего сердца. Они могли бы изменить строки, если бы захотели. Но Биар и представить себе не мог, что еще они скажут. Что еще хотел бы написать его отец.

Пустота.

Он чувствовал себя таким опустошенным.

И все же, оглядываясь вокруг, он также почувствовал искру чего-то большего.

Его семья… они все были здесь. Даже тетя Тесса, вошедшая в комнату с подносом, уставленным дымящимися чайными чашками, раздавала их с тихими словами утешения. Она села рядом с сестрой, взяв Дороти за руку, давая ей тихую силу и невысказанное обещание, что она здесь… ради них всех.

Джордан и Д.К. тоже предлагали ту же силу, те же обещания.

И тогда Биар почувствовал это.

Волны за волнами умиротворения захлестывали его. Сверхъестественный покой, тот, который шел изнутри, облегчая боль, успокаивая боль… причина, по которой он чувствовал что-то, кроме пустоты.

Его взгляд переместился на Гэмми, зная, что она несет за это ответственность. Зная, что она преодолевает свои собственные страдания, чтобы помочь остальным справиться с их.

Проходили минуты — часы — пока они пили чай, а потом еще чай и пытались справиться со своим горем.

Никто не спросил Биара, что он знает, видел ли он, как это произошло. За это Биар был благодарен. Он не мог пройти через это снова, не тогда, когда это требовало от него всего, чтобы продолжать принимать мир, который предлагала Гэмми.

Они уже знали, что он был в Грейвеле — тот, кто сообщил об этом, скорее всего, поделился остальными деталями. Может быть, однажды его семья спросит его об этом, но не сегодня. Сегодняшний день был для тишины, утешения и слез. Сегодняшний день был для того, чтобы держаться друг за друга. Сегодняшний день был для того, чтобы каким-то образом найти в себе силы продолжать жить.

Время шло, и комната наполнилась послеполуденными тенями, Биар оказался в своей комнате, а Д.К. и Джордан сидели по обе стороны от него. Они ничего не говорили, зная, что он не готов к разговору. Покой Гэмми все еще переполнял его, но эхо боли все еще оставалось… боль, которая, как он знал, останется с ним до конца, когда его тело будет положено рядом с телом Уильяма в Халлоугейте. Но ради отца, несмотря на печаль, которую он чувствовал, Биар надеялся, что этот день наступит еще нескоро.

Уильям хотел, чтобы сын прожил долгую и счастливую жизнь. И как бы ни было больно даже думать о том, чтобы жить в мире без отца, Биар знал, что должен уважать жертву, принесенную Уильямом… жизнь, которую тот отдал, защищая свое королевство, свою расу и свою семью.

Тихий стук в прервал размышления Биара, бледное, осунувшееся лицо Гэмми выглянуло из-за двери.

Она вошла в комнату и, не дожидаясь объяснений, сжала руку Биара, а Джордан похлопал его по плечу, прежде чем ребята выскользнули из комнаты.

Гэмми опустилась на кровать рядом с Биаром, взяв его за руку, которую только что отпустила Д.К..

— Есть кое-что, что тебе нужно знать, Барнольд, — сказала она, и только ее тихий голос помог успокоить боль внутри него.

Он перевел взгляд на нее, видя, что ее глазах собираются непролитые слезы… слезы, подобные тем, которые, как он чувствовал, застилали его собственные глаза.

— Возможно, у твоего отца никогда не было такого дара, как у нас с тобой, как у всех тех, кто поступает в Акарнаю, но у него была сверхъестественная способность знать то, чего ему знать не следовало. — Ее горло дернулось. — Вещи, которые еще не произошли.

Слеза скатилась по ее обветренной щеке.

— Прошлой ночью он пришел ко мне, — сказала Гэмми, прижимая руку Биара к себе. — Он разбудил меня, сказав, что только что говорил с тобой.

Память откинула Биара назад, воспроизведя последние слова, которые отец произнес во время их разговора… последние слова, которые