Бразилия, где Эдмонд в 1958 году получил гражданство, стала новой базой семьи Сафра в 1950-х годах.

Покинув Бейрут в 1947 году, Эдмон несколько лет жил в Европе и путешествовал по ней, органично сочетая работу и отдых в кафе, ночных клубах и курортных зонах Южной Франции.

Компания Republic росла отчасти за счет предложения телевизоров в качестве поощрения людям, которые приводили новых клиентов.

За тридцать три года Эдмонд Сафра превратил Republic National Bank of New York из захудалого стартапа в одиннадцатый по величине банк в США.

В 1966 году сенатор Роберт Ф. Кеннеди присутствовал на торжественном открытии единственного филиала Republic (вверху), который занимал первый этаж здания Нокс (на следующей странице).

В 1981 году раввины вместе с Сафрой благословили закладку фундамента нового современного здания штаб-квартиры Republic, которое огибало здание Knox Building.

Republic был новым банком с величественным старинным банковским залом.

С самого начала Эдмонд рассматривал Republic как члена основанной им семьи банков, имевших свои представительства в Ливане, Бразилии и главных финансовых столицах Европы.

Эдмонд проводил большую часть своего профессионального времени в современном здании на берегу озера в Женеве, где располагалась штаб-квартира TDB, а затем Republic.

Банк развития торговли, швейцарский банк, основанный Эдмондом в 1959 году, превратился в мощную структуру с операциями в Европе и Южной Америке.

В 1972 году компания TDB вышла на Лондонскую фондовую биржу.

Члены высшего руководства компании были набраны из его знакомых в Бейруте, Милане, Женеве и Нью-Йорке. Эдмонд находился в вечном движении по всему миру.

В 1979 году он приехал в Сантьяго, Чили, чтобы открыть новый филиал компании Republic.

Пересекающиеся миры бизнеса и филантропии Эдмонда Сафра привели его и Лили Сафра к контактам с лидерами в политике, бизнесе и еврейских делах.

С Эли Визелем и адвокатом Марком Боннаном в 1991 году, после того как швейцарский суд вынес решение в его пользу по делу о диффамации.

С Дэвидом Рокфеллером.

© Сиван Фараг

С Ицхаком и Леей Рабин.

С Михаилом Горбачевым.

С многолетним мэром Иерусалима Тедди Коллеком на мероприятии, посвященном передаче Эдмондом рукописи "Специальной теории относительности" Эйнштейна в дар Музею Израиля.

С Маргарет и Деннисом Тэтчер.

Эдмонд Сафра выступает на праздновании восемнадцатой годовщины Образовательного фонда "Израильская стипендия" - организации, которую он помог основать в 1977 году для поддержки студентов-сефардов, стремящихся получить высшее образование.

Поддержка Эдмондом еврейской религиозной жизни по всему миру была глубоко личной. Здесь он участвует в торжественной церемонии завершения одного из многих подаренных им свитков Торы, а Лили Сафра смотрит на него.

Эдмон сильно отождествляет себя со своим сефардским наследием. В 1980 году он открыл комплекс синагоги, построенный им в Бат-Яме (Израиль) для ливанских евреев, поселившихся там, вместе с главным раввином Овадией Йосефом и раввином Яаковом Атти, своим раввином из Бейрута.

Сверху Эдмон привел трех своих братьев и сестру Эвелину помолиться за память об их отце у могилы рабби Меира Бааль ха-Несса в Тверии.

В Лили-Монтеверде Эдмон Сафра встретил свою пару, партнершу по танцам и любовь.

Эдмон и Лили вместе на свадьбе в Женеве в июле 1976 года.

Их гражданская свадебная церемония.

Вместе на посвящении "Площади Сафра" в португальской синагоге Амстердама в 1993 году.

В Ла Леопольде в 1988 году.

В последние годы жизни Эдмонд Сафра получал огромное удовольствие от общения со своими внуками.

Примечание

"Ты был рожден, чтобы написать эту книгу". Именно так сказала моя жена, когда я впервые рассказал ей об этом проекте. И в каком-то смысле, возможно, так оно и было. Я - дипломированный историк. Всю свою взрослую жизнь я изучал и писал об истории бизнеса и глобальных финансах, рассказывая о том, как деньги перемещаются по миру. И я сирийский еврей. Гросс - это, конечно, ашкеназская фамилия. Но мой отец - единственный ребенок, чьи родители умерли за несколько лет до моего рождения. Единственной семьей, которую я знал, когда рос, была семья моей матери - большой клан Двеков и Насаров в Бруклине, Нью-Йорк, и Диле, Нью-Джерси. Мои прабабушка и прадедушка родились и выросли в Алеппо в конце девятнадцатого века. Семья моего деда была родом из Дамаска и проживала в Иерусалиме в 1910-х годах, а затем поселилась в Нью-Йорке.

С детства я знал, что наш народ был подданным не Габсбургов или царей, а османов. Ругательства и ласковые слова, которые я слышал, были на арабском, а не на идиш. Мы ели рис на Песах и хумус задолго до того, как он стал здоровой пищей. У меня была ситто, а не баббе. И она готовила нам киббе, а не суп из мацы. Истории, рассказанные за столом для седера, мелодии молитв, наши имена и фамилии - все это можно отнести к Алеппо (Халаб) и Дамаску (Аль-Шам). У сирийцев сильно развито чувство солидарности, общности и непохожести на других. Для посторонних, для доминирующей ашкеназской американо-еврейской культуры эти люди и обычаи казались странными и замкнутыми, "другими". Для