— Ты своё дело сделала, — мягко одобрил дед, обнимая свою любушку.

— Ну, так иди и делай своё, — усмехнулась та, шлёпнув бездельника по обхватившей её за талию лапище. — Мне такие соседи, как эта стерва Масатка, не нужны. У меня впереди вечность. Не хочу, чтобы она вечно мне докучала. Да! — спохватилась бабуленька. — Не забудьте документы из подпола забрать. Я туда их швырнула. В коробке с твоим дурацким пистолетом.

— Что с домом? — осторожно осведомилась Ольга, обнимая бабушку с другой стороны.

— Сгорел, — пожала она плечиком так беззаботно, словно это какой-то пустячок.

— А, как же очаг? — прижалась к её спине Ветка, положив подбородок на родное плечо.

— А что очаг? — деланно удивилась Лада Всеславна. — Теперь, где я, там и очаг. Отстроите дом, отсыплю вам углей для розжига. А теперь ступайте, — выкарабкалась она из любящих объятий и замахала руками, как крыльями: — Кыш-кыш-кыш!

Дед стоял перед сожжённым домом и — вопреки ожиданиям Ольги — смотрел на него, прощаясь, а не горюя. Она пришла сюда на всё готовое, да и то сердце сжималось от боли и обиды. А для них с бабуленькой тут столько трудов сгорело, что не сосчитать. Они с Ильёй и Веткой разбирали завал, норовя пробиться к подполу, чтобы забрать спрятанные там документы. А дед всё стоял и стоял, о чём-то размышляя.

— Отец, может, бригаду сразу нанять, — вытаскивая обгоревшие доски, поинтересовался Илья. — До первого снега ещё пара месяцев: успеем стены переложить и крышу…

— Нет, — покачал головой полковник. — Я сюда уже не вернусь.

Значит, Илья уговорил его поселиться у него — решила Ольга, вытирая лоб. И вернулась к работе. Но что-то укусило за сердце. Она разогнулась и увидела, как муж подошёл к деду и что-то спросил. Тот поднял голову и посмотрел зятю в глаза всё тем же задумчивым взглядом. Что-то ответил, и обычно невозмутимый Илья схватил его за грудки. Тут же отпустил, но её подхлестнуло ещё больше.

Хотела подойти, выяснить, в чём дело, но дед властным жестом приказал не приближаться. Пока она колебалась — нарушить приказ или пренебречь — Ветка закричала:

— Лёк! Ты посмотри! Бельмондуля, да как же так?

Услыхав, что сестричка откопала их радетельницу, Ольга бросилась к ней. Ветка стояла на коленях перед просветом, оставленным от содранной Ильёй доски. Снизу на них жалобно пучилась испуганная шишиморка. Они вдвоём опустили вниз руки, чтобы вытянуть бедняжку наверх, но та скрылась. Пробухтела снизу:

— Нельзя мне на белый-то свет. Учишь их учишь…

— Точно, — хлопнула себя по лбу Ветка, оставив на нём чёрный след.

— Да, не кручинься, — смилостивившись, взялась её уговаривать шишиморка. — Вы там усердствуйте. А я дотемна и тут перебедую. Матушка велела добро сохранить, что сюда опустила. Так я уж…

— Что там? — навис над ними Илья.

Ольга подняла к мужу лицо и окончательно убедилась: случилось что-то недоброе. Он демонстративно избегал её взгляда — она решила не настаивать. Всему своё время: как оно придёт, сам всё расскажет. Но, какая же мука вязнуть в догадках. Особенно после удара, полученного дедушкой.

Они провозились до позднего вечера. Всё, что можно было забрать с собой, уложили в багажники машин. Вытащили Бельмондошку, завернули её в шаль и посадили на заднее сиденье «Патриота». С тем и отъехали, провожаемые сочувствующими взглядами поселковых. От помощи которых дед отказался наотрез.

В доме зятя он загнал машину в гараж, спросил, где ванна и сразу отправился туда. Ветка проводила его взглядом до самого крыльца и вцепилась в Илью:

— Что он задумал?

— Помыться, — невозмутимо ответил тот. — Хватит глазеть. Разгружайтесь.

Ольга вытащила Бельмондошку: та испуганно вращала глазками, придирчиво оглядывая новое пристанище. Для неё временное, ибо очаг остался в разорённом доме. А без очага матушки ей в этом мире не житьё.

— Ничего, — покачивая горемыку, несла её в дом Ольга и уговаривала: — Мы тут, с тобой. За матушку не волнуйся: были у неё, она в добром здравии. И в бойцовском настроении. Ждёт не дождётся, когда мы всех врагов победим и заживём краше прежнего. Она там, а мы тут.

Сболтнула и чуть не подавилась собственными словами.

— А то ж, — как само собой разумеющееся, подтвердила шишиморка. — Там уж до неё никакие лиходеи не доберутся. Хозяйка ей добрую защиту справила, невиданную. Пускай тока сунутся. А нам бы скорей дом поднять, — заискивающе взмолилась она.

— Как дед скажет, так и начнём, — поднимаясь на крыльцо, пообещала Ольга.

И отчётливо услыхала, как домашний дух пробормотал себе под нос:

— А ему-то, небось, уже и не надобно. Не его то забота.

Терзавшие сомнения и домыслы моментально обернулись железной уверенностью. Она стиснула зубы и зажалась до предела, чтобы не рвануть к деду немедля. Если он и вправду… Хоть заорись, забегайся, хоть в ногах изваляйся, не отступит.

Устроив Бельмондошку на кухне, отыскала мужа во второй ванной. Тот скинул всё с себя на пол и включал воду в душевой кабине. Ольга прижалась лбом к его шее и так спокойно, как только сумела, спросила:

— Он решил уйти к бабуленьке?

Илья выключил воду, помолчал. Так и не обернувшись, не слишком охотно ответил:

— Ты намерена ему помешать?

— Меня рвёт на части, — призналась она. — Знаю, что ему не помешать. Но… может, есть шанс переубедить? Он всегда умел слушать и прислушиваться.

Илья повернулся и пристально посмотрел ей в глаза:

— Не передумает. Я попытался, он послал, как отрезал. Тебе придётся это принять. Он имеет право на свободу воли. А вы…

Муж обнял её не так порывисто и крепко, как обычно. Просто притянул к себе, принялся гладить по затылку и спине. Словно так можно унять боль грядущей потери, о которой знаешь. И уже начала её ждать.

— А вы справитесь. Мы справимся, — то ли утешал он, то ли давал установку. — Нас поставили не перед выбором, а перед фактом. Насильно его не удержать.

— Это немилосердно, — выдохнула Ольга, вытирая слёзы о его плечо. — Мы что, сильней его? Он же был… Он был нашими