Фредерика коротко, бесстрастно рассказывает о своей семейной жизни. Она заранее решила, о чем расскажет, о чем умолчит. Она сообщает, что муж надолго оставлял ее одну, что он не позволял ей устраиваться на работу. Что она ни с кем не виделась, а когда однажды ее навестили друзья, муж без всякой причины разбушевался. Дошло до рукоприкладства, сдержанно добавляет она. Напал на нее. Причинил ей боль. Когда она пыталась бежать, он бросил в нее топор и нанес ей ранение. Она говорит ровным, спокойным, протокольным голосом и гордится собой за это. Бегби записывает.

– Это все? – спрашивает он.

– Мы психологически несовместимы.

«Несовместимы»: глупое слово. Что им выразишь?

– Я сама виновата. Мне не надо было за него выходить. Не надо, я понимаю.

Она твердит себе это каждый день. Бегби постукивает ручкой по крепким зубам. Психологическая несовместимость и ошибка, сообщает он профессионально участливым голосом, не являются основаниями для расторжения брака. Основаниями являются уход из семьи, жестокое обращение, супружеская неверность, психическое заболевание и некоторые скрытые и недопустимые деяния, вдаваться в которые сейчас, конечно же, нет нужды. Фредерика может потребовать развода на основании жестокого обращения. Невнимание к партнеру, нежелание прислушаться тоже может в некоторых случаях квалифицироваться как жестокое обращение. Физическое насилие, разумеется, к жестокому обращению относится, однако судьи, оценивая последствия единичного акта насилия, принимают в расчет личные качества партнеров и обстоятельства происшедшего. Надо думать, она не привыкла, чтобы ее били или бросали в нее какими-либо предметами? Нет? Отлично. Обращалась ли она в связи со своей раной к врачу?

– Ну да, – отвечает Фредерика. – Мы сказали, что я споткнулась и упала на колючую проволоку.

– Жаль. Думаете, он поверил?

– Не знаю. Он наложил шов. А перевязывал врач в Лондоне. Ему я рассказала все.

– Увы, не годится: после ранения прошло слишком много времени. Впрочем, он может хотя бы засвидетельствовать, что подобные раны – не след колючей проволоки. Суды косо смотрят на жалобы о физическом насилии, не подтвержденные свидетелями. Кто-нибудь еще видел вашу рану?

– Несколько человек. Но им рассказывать не имело смысла.

Арнольд Бегби оставляет эту тему и спрашивает, не станет ли супруг Фредерики чинить препятствия, если она подаст на развод. Фредерика отвечает, что станет: при их последней встрече он настаивал, чтобы она вернулась и вернула сына. Он терпеть не может, если ему не подчиняются или перечат. И добавляет: ей ясно, что, если позволить сыну навестить отца, сына она больше не увидит. Адвокат обращает ее внимание на то, что у суда может быть свое мнение касательно прав отца в отношении ребенка. Фредерика говорит, что она и сама считает, мол, разлучать сына с отцом нельзя, она постарается, чтобы они общались, но она нутром чувствует: отпустит сына в гости к отцу – потеряет его навсегда. Для суда, объясняет Арнольд Бегби, свидетельство ее нутра потребуется подкрепить доказательством. В воображении возникает ее нутро, скрытое упругой плотью и замшей, ссохшееся от делового и тусклого юридического языка. Нутро не свидетель.

Арнольд Бегби переходит к вопросу о супружеской неверности. Миссис Ривер не упоминала, подозревает ли она супруга в изменах. Она говорит, что он надолго отлучался из дома. Были ли у нее подозрения, что в это время он встречался с другими женщинами?

Фредерика отвечает, что не знает, не задумывалась. Муж ее, кажется, любит, а что касается интимной жизни, добавляет она, чуть зардевшись, тут у них все в порядке, никакой несовместимости. Опять это глупое слово. Она мнется. Бегби замечает ее колебания.

– Вы, кажется, что-то вспомнили, – подсказывает он.

– Не совсем, – отвечает Фредерика. – Просто у меня… венерическая болезнь.

Точное, неприятное слово произнесено, и она гордится собой за это. Но Фредерика есть Фредерика: заставив себя его выговорить, она вызывает в уме рой не идущих к делу ассоциаций: пылкая Венера Шекспира, домогающаяся любви Адониса[155], скрытая покрывалом Венера Спенсера[156], Венера средневековая, царственная особа на колеснице, запряженной голубками в сопровождении крылатого сына с колчаном пламенеющих стрел… Фредерика ерзает в кресле:

– Больше я никак ее подцепить не могла.

– Больше никого не было?

– Я же говорю.

– Инфекционное венерическое заболевание – доказательство супружеской неверности. Можете предоставить справку?

– Могу.

Разговор продолжается. Фредерика роется в памяти. Договариваются: Арнольд Бегби письменно уведомляет Найджела Ривера о том, что его супруга намерена подать заявление о расторжении брака на основании жестокого обращения, а дальнейшее будет зависеть от его реакции. Тем временем Фредерика вернется домой и составит доскональнейшее описание их семейной жизни, приводя примеры всех поступков супруга, которые можно трактовать как проявление жестокости, и перечисляя все вспомнившееся ей факты, которые могут служить свидетельством супружеской неверности. Арнольд Бегби интересуется, как миссис Ривер смотрит на дружескую встречу сторон в присутствии ее адвоката касательно развода, содержания ребенка, заботы о нем и опеки над ним.

– Я не хочу, чтобы муж знал, где я живу.

– Скрыть это будет непросто. А где вы живете?

Фредерика рассказывает.

– Этот мистер Пул, у которого вы проживаете: вы намерены после развода выйти за него замуж?

– Нет, – говорит Фредерика. И помолчав: – Просто мы там на время устроились… Это не то, что вы думаете… Только чтобы было кому за детьми ухаживать… Это…

Верит ли он или нет, непонятно.

– Если вы подаете на развод, – объясняет он, – то в случае измены с вашей стороны вы должны обратиться к суду с просьбой не разглашать подробности этого факта. Ваш адвокат обязан довести это до вашего сведения.

– Да не было никакой измены! – Фредерика уязвлена до глубины души. – Во-первых, я заразная, я же говорила…

Он смущенно запинается:

– А если бы не это, вы бы не прочь?

– Я не это имею в виду. И мне кажется…

– Вам кажется, это не мое дело. Мое, миссис Ривер, мое. Учитывая, что ваш супруг может воспрепятствовать разводу, я не советовал бы вам жить в одной квартире с мужчиной, с которым у вас нет родственных отношений, хотя бы в этой же квартире жила еще прислуга и несколько детей.

– Если я буду одна сидеть с ребенком, я же не смогу зарабатывать.

– Обратитесь к мужу, чтобы он обеспечил и вас, и ребенка.

– Ни за что! Я хочу жить своим трудом.

– Я бы на вашем месте на это не упирал – если вы хотите, чтобы суд назначил опеку над ребенком вам.

– Но мы устроились так, что…

– Что это производит невыгодное впечатление. Мой совет: съезжайте. Если только вы и правда не намерены выйти за мистера Пула. У него-то такое желание есть, как по-вашему?

Фредерика, вспомнив свои путаные опасения на этот счет, не отвечает.

– Подумайте насчет этого, миссис Ривер, – говорит Арнольд Бегби. И улыбается. – Ну вот, загрустили. Не падайте духом.

– Чувствую, попала я в переплет.

– Ничего, выкрутимся.

Так Фредерика впервые попробовала себя в юридическом