Шрифт:
Закладка:
Иногда вспоминалось с легкой грустью о кошках. Когда Петр с последней партией бойцов уходил из верхнего лагеря, видел их над гротом, сидевших и наблюдающих за копошащимися в остатках добра, загружаемого в мешки, людей. К нему они так и не подошли, шум сборов им явно не нравился. На прощание им кинули часть туши местного горного козла, добытого накануне, но кошаки подходить не стали. Так и наблюдали за их уходом немигающими глазами до тех пор, пока все не ушли из лагеря. — Теперь у них началась настоящая взрослая жизнь, со всеми опасностями и невзгодами дикого мира, — думалось с легкой тревогой. — Хотя, может это и к лучшему, это их жизнь и нам в ней не место. Интересно, весной встретимся, или нас окончательно забудут. Главное, чтоб их охотники теперь не подстрелили по ошибке, если случайно встретятся, они же нас привыкли не бояться. Вот настоящий заповедник, а не то, что нам устроили Хозяева.
В заботах незаметно пролетели еще четыре дня и народ стал потихоньку роптать. Драконов не было видно, даже охотники пока не находили их следов поблизости. Тяжелая работа с постройкой каменного вала перед гротами уже всем осточертела до лампочки и казалось бессмысленной, появились тихие разговоры о том, что уж лучше в рейд сходить, чем ковыряться на баррикадах, надрываясь с большими камнями. Но пока дальше этих разговоров ничего не происходило и вал с каждым днем все походил на укрепление, а не на груду камней, сваленных первобытными туземцами у входа. Вчера шли грозы, и Петр к всеобщей радости объявил день отдыха, тем более, что в один момент вода в ручье перед валом резко поднялась, а сам ручей стал напоминать небольшую горную речку. Хотя отдохнуть бойцам полноценно не удалось, в некоторых, порой самых неожиданных местах с потолка стала литься вода и часть оружия и припасов стала намокать и ее приходилось экстренно спасать от проникающей всюду влаги. Потом вода сразу в нескольких местах проникла сквозь построенный вал и стала заливать вообще все подряд, опять все пришлось перетаскивать в относительно сухие места. Из-за этого всего и сегодняшний день объявили выходным.
— Все-таки в такую погоду, Петя, выходные не надо устаивать. — с усилием обгрызая недожаренный кусок мяса, высказался Муня. — Один хрен, все сырые, даже с яичек вниз капает. И пожрать нормально не получается, вон, мясо не успеет приготовиться, а уже сгорело. Это не отдых, а садомазохизм. Я вот помню, одной весной у нас в Одесе такое же было. Пока работаешь, солнышко пригревает так, что охота все послать к известной всем матери и лечь на травку, а как выходные, то сразу дожди и воешь с досады на стенку.
— Это когда тебе поработать удалось? — хмыкнул Игорь. — В планшете игрушку развивающую вдруг нашел? Где лес километрами валить надо?
— Это у вас в сибири километрами валят. — огрызнулся Муня. — Сам то что делал? После баньки в полынью залез пару раз, а показывают, что сидишь там минут двадцать и вылезти не можешь, морж, блин, доморощенный. А у самого еще пузырь «Немирова» в трусах спрятан, чтоб для сугрева…
— У нас «Немиров» уже давно не продавался.
— Ну тогда пузырек «Бояры». Ведь это пойло у вас самое популярное?
— Слышь, стэндапер недоношенный, сейчас дам кирку в руки и будешь камень долбить отсюда и до ужина! А вместо мяса будешь кусты грызть, как заяц и личинок из-под этих камней собирать!
— Во, во, только вам и вдалбливали, копать, пока коммунизм не выроете. И только через 100 лет стали задумываться, на хрена вам оно надо. Это, как в анекдоте: телеграмма из Тобольска в Москву. «Срочно пришлите хотя бы пару цистерн спирта. Народ протрезвел и интересуется, за что убили батюшку царя?»
— Во, дебилы. — беззлобно ругнулся Петр. Он хотел еще что-то добавить, но в этот момент запищал и заморгал красным налобник.
— Ни хера себе, Зов опять? Только ж восемь дней прошло. Глючит, наверно. — неверяще уставился на налобник Петра Муня. — Тут у него самого запиликало на голове, и он вскочил на ноги.
— Зооов! — протяжно закричал Выживальщик, выбежав из грота. — Все в укрытия!
Через десять минут форт дружно лежал на холодных камнях пещеры.
— Ну как же так! — жалобно стенал Муня. — Всего восемь дней прошло, а это опять началось. Уйди мы в рейд, сейчас бы лежали где-нибудь в болоте и дрыгались в смертных муках. Это ж как повезло, что все в лагере были. Трындец вообще.
— Говорили, промежутки от семи до двенадцати дней, вот и началось — заметил Хунг.
— Эвенк, да это трэш! — возмутился Муня. — Живем, как первобытные аборигены, драконы жрут, теперь из-за этой хрени толком по горам не погуляешь, вот что это такое?
— Заповедник. А назовешь меня еще хоть раз так, смажу стрелу…
— Да знаю я все. — отмахнулся от корейца Муня. — Смажешь скипидаром, засунешь в анал, прокрутишь пару раз. Но ничего не добьешься, мою сраку и не таким пугали.
— Теперь действительно, в рейд не сходишь. Разве что укрытия по дороге находить от этой дряни… — задумчиво сказал Петр. — Хунг, надо бы завтра, если погода наладится, сходить, прогуляться с охотниками. Если ящерицы здесь неподалеку шарились и их накрыло, может остались где-нибудь сдохшие. Или следы на мокрой почве увидите. Возьмешь три двойки?
— Конечно, командир. Надоело уже всем только камни таскать.
Ближе к вечеру следующего дня кореец вернулся со своими и молча протянул Петру три драконьих клыка. — Разведка была, крутилась совсем рядом, в часе ходьбы отсюда. Сдохли. У них отряды основные по восемь штук, а разведка по три, выходит. Начнут их искать, точно на нас выйдут.
— Значит, у нас в запасе еще дня два-три, — прикинул Петр. — Что ж, по крайней мере, теперь знаем, когда за нас возьмутся. Вечером сообщу всем, а то уже ныть вовсю начали. Вот пускай напрягаются, зачем их гоняли, как сидоровых ишаков. Самый маленький грот, там, где к руслу ручья узкий проход, надо целиком заложить, иначе всех не хватит обороняться.
После этого разговора он собрал отряд и сказал, что нападение на лагерь возможно в ближайшие дни и показал зубы найденных ящеров. После его слов уже мало кто сомневался, что это произойдет, да и охотники вечером в разговорах
