— Приступайте ко второй, — распорядился я.

Дядюшка и Легатт закончили мытье посуды и теперь сидели и курили, а у огня сохла влажная тряпка.

— В котором примерно часу, — обратился Пайкрофт к Легатту, —— наш мистер Моршед заговорил о дядюшках?

—Когда мы вернулись в бар после того, как он переоделся в свой костюм крысолова, — ответил Легатт, имея в виду офицерский мундир.

— Правильно. «Пай, — сказал он мне, — у тебя есть дядя?» — «Есть, — ответил я. — Дай бог ему здоровья!» — и одним глотком прикончил и свой шерри, и горькое пиво.

— Вот это правильно, — строгим голосом отозвался упомянутый. — Если бы ты этого не сделал, я выпорол бы тебя как сидорову козу, Эммануэль. Я всю ночь караулил эту машину!

Пайкрофт ласково улыбнулся.

— Так и есть, дядюшка, ты славно о ней позаботился. Но, как я уже говорил, мистер Моршед заговорил о том, что и у него есть дядя, и при этом явно пал духом. «Я почему-то не люблю его, — пожаловался он. — Иногда мне хочется умертвить старого негодяя. Добровольцы, желающие прикончить моего дядю, шаг вперед!» Тогда я заставил Жюля выйти вместе со мной на требуемое расстояние. А вот ваш мистер Легатт сделал вид, будто происходящее его решительно не касается.

— «Ты и так рекрут, — глядя на него, заявил наш мистер Моршед. — Я, в некотором смысле, многим обязан твоему покойному нанимателю. Словом, автомобиль реквизирован и всю ночь будет принимать участие в маневрах».

— Но тут мистер Легатт, благородный, как и его наниматель, все-таки выступил вперед. Очевидно, Господь надоумил его, и, вместо того, чтобы возразить, он стал умолять мистера Моршеда пожалеть новую краску и лак. А надо вам знать, это было единственным слабым местом мистера Моршеда, ибо он служил лейтенантом на одном из этих новых эскадренных миноносцев. «Действительно, — изрек он после недолгих раздумий, — покраска имеет большое значение. Я даю вам час. Мы заключаем временное соглашение. Будьте готовы — с полными бункерами и под паром — нынче в девять вечера».

Он перевел дух и продолжал:

— Однако и этим мистер Легатт не пожелал удовлетвориться. Всеми вопросами пришлось заниматься мне. Мы загнали автомобиль вот в этот самый двор. — Пайкрофт кивнул в окно на сверкающую заднюю панель моей машины. — Мы сняли корпус со всеми ковриками и водворили его в сарай, а вместо него приладили голубую транспортную тележку моего дяди. Она малость выдавалась вперед, но после того, как я закрепил ее ремнями, стало очевидно, что она не оторвется. И вот на этом-то составном крейсере мы вернулись в гостиницу, откуда нас немедленно отправили в лавку игрушек, где мы приняли на борт одну деревянную лошадку, которая уже поджидала нас там.

— Приняли на борт что? — пораженно вскричал я.

— Одну серую в яблоках деревянную лошадку, имевшую четырнадцать ладоней в холке, с отстегивающимся хвостом, на зеленых полозьях-качалках, с парой жутких стеклянных глаз, ужасными зубами, оскаленными в хищной улыбке, и кроваво-красными ноздрями. Короче, она была похожа на колдовскую куклу «джу-джу» из тех, что я видел во время кампании в Бенине. Вы же понимаете, о чем я толкую?

— Я прекрасно вас понимаю. И что же вы сказали по этому поводу? — поинтересовался я.

— Я обратился только к Жюлю по-французски. Не знаю, понял ли он что-либо из того, что я говорил, но по его глазам мне стало ясно, что он готов принять участие в боевых действиях. Этот Жюль был голубоглазым малым пегой масти, любопытным и сообразительным.— А вот ваш мистер Легатт только стонал и жаловался!

Легатт кивнул.

— Это был кошмар, — подтвердил он и повторил: — Настоящий кошмар!

— И вот мы опять вернулись в гостиницу, — продолжал Пайкрофт, — где плотно поужинали под руководством опытного и умелого в таких делах мистера Моршеда, после чего он выложил нам свой план. «Во-первых, — сообщил он, разворачивая карту велосипедных дорог, — мой дядя, который, к величайшему сожалению, является бригадным генералом, продал душу — в наличии которой я сомневаюсь — Дикки Брайдуну за шляпу с пером и пару золотых шпор...»

— Одну минуточку, Пай, — перебил его я. — Кто такой Дикки Брайдун?

— Обычно я не встреваю в перебранки и ссоры армейцев, но, как выяснилось, он был министром обороны и распорядился использовать механические игрушки для обучения верховой езде в британской кавалерии вместо настоящих живых лошадей. Вы разве не помните, как шумели газеты насчет того, что кавалерия не оценила по достоинству подобное нововведение? Но это еще полбеды! Самое главное заключалось в том, что наш дядя — в звании, как вы помните, бригадного генерала — написал заметку в какой-то заштатной газетенке, в которой в высшей степени похвально отозвался о механических чучелах Дикки Брайдуна, за что и получил повышение. А ведь это то же самое, как если бы безбожник-кочегар распевал во время работы в котельной псалмы, дабы ублажить набожного капитана и продвинуться по службе... Тут на нас вдруг снизошло озарение, и нам стало понятно, для чего выпускаются такие вот монстроподобные деревянные лошадки...

Тем не менее действовать предстояло с большой осторожностью. Не говоря уже о том, что было темно хоть глаз выколи, небо затянули тучи, а наш бригадный генерал вместе со своей бригадой залег где-то в Южном Даунсе, где принимал участие в больших маневрах — знаете, «красные» против «синих» и прочая чепуха. А у нас в качестве руководства к действию были только склеенные вместе карты велосипедных маршрутов и причитания мистера Легатта.

— Я просто подумал о том, что собой представляет Даунс после наступления темноты, — сердито парировал Легатт.

— Об этом действительно стоило подумать, — согласился Пайкрофт. — Мы изучали карты до тех пор, пока у нас не помутилось в глазах, а потом решили просто двинуться вперед и продвигаться к дяде, положившись на удачу в темную ночь, а затем презентовать ему детскую лошадку... Итак, мы выступили в восемь пятьдесят семь пополудни...

— Минуту! А что из сказанного к этому времени сумел понять Жюль? — осведомился я.

— Достаточно, чтобы не заботиться о том, день на дворе или ночь. Он заявил