class="p1">Если бы не эта выходка, суд, может быть, попытался их примирить или признать ущерб равноценным, но решение оказалось полностью в пользу Гены, и он был уверен, что пятьдесят рублей, которые Орехова должна была выплатить, назначались не за испорченный пол, а за распущенные нервы Надежды Александровны.

Однако участвовать в повторении такого спектакля не только за пятьдесят, но и за пятьсот рублей у Гены нет желания.

13

Славика такие приключения веселят.

– Теперь она будет тянуть волынку до свадьбы сына, чтобы делить квартиру на три семьи.

– Помолчал бы ты, – ворчит Гена, жалея, что приехал и рассказал.

– Женит его на девочке из деревни и пропишет всю ее родню, а потом приступит к разделу…

Славику лишь бы позубоскалить. А Гена злится, Шутки шутками, но все идет к тому, что Надежда Александровна и впрямь затянет обмен до морковкинового заговенья. И помешать ей Гена не сможет. Единственное, что ему остается – повторить трюк Бориса, обменять комнату втайне от Ореховой. Но для этого надо искать одинокую старушенцию с квартирой, желающую переселиться в центр или заработать на обмене.

Но где ее искать?

Гена просит знакомых присмотреться и порасспрашивать в своих районах. Старается и сам. Ищет так настойчиво, что едва не попадает в неприятный переплет.

Увидев на почте очередь за пенсией, он встал купить открыток и завел простенький разговор с симпатичной старушкой. Пока находились на людях, она охотно поддерживала беседу, но когда он догнал ее на тротуаре и попытался продолжить знакомство, пенсионерка поджала губы и, как показалось Гене, забегала глазами в поисках милиционера – испугалась, что ее ограбят. Его аж в краску бросило, оправдываться начал:

– Да что вы, бабуля, за кого меня принимаете…

– Иди, парень, своей дорогой, иди, родной, – зашептала она, не то успокаивая, не то предупреждая.

И Гена пошел – от греха подальше.

Искал далеко, а нашлось рядышком.

Работал у них сторожем пенсионер Меркулов. Гена с ним и парой слов не обмолвился, разве что здоровался, так же как с другими сторожами, нисколько не выделяя. Старик подошел сам – понадобилось вставить стекло в балконную дверь.

– Захотелось соленой капустки достать, а дверь примерзла – давно не открывал, дернул, стекло и зазвенело.

Чтобы не отказали, дедок старался разжалобить молодого начальника: одинокий, мол, старуху похоронил, сыновья – один офицер, другой в Средней Азии застрял, даже в отпуск не приезжает, к себе зовут, да куда со слабым здоровьем климат менять.

– Конечно, конечно, – соглашается Гена, прикидывая, откуда снять слесаришку: отказать неудобно, а отрывать от дела хорошего работника – жалко.

– А как зимой без стекла, – продолжает проситель, – батареи еле теплятся…

И тут словно кто-то подталкивает Гену – это же именно то, что требуется, протяни руку и забирай, только не дергайся, иначе спугнешь.

– Людей у меня сейчас нет. Но не замерзать же вам? Придется ехать самому.

– Вот спасибо, вот обяжете.

Гена ведет его на склад. Но Меркулов оказывается из тех городских стариков, которые, прожив долгую жизнь, так ничему и не научились – и руки кривые, и сметки житейской ни на грамм – пришел просить стекло, а размеры снять не догадался.

– Ну кто же так делает, – ворчит Гена.

– Я думал, на всех балконах одинаковые двери. У нас, я слышал, стандартизация.

– В теории – может быть, а на практике – лапоть туда, лапоть сюда. А если даже и по стандарту – дома у нас серийные, а в каждой серии, извините, свои технические условия. Ваш дом какой серии?

– Не знаю.

– Сами не знаете чего просите, – нажимает Гена, но, увидев, что старик совсем потерялся, смягчает тон: – Сейчас съездим и замерим. Дело поправимое.

Гена журит его, как мальчика. Не уступая в вальяжности самому Бельскому, старается внушить, что человек он с большими возможностями и во многом осведомлен, но вместе с тем и добрый человек.

Выпросив у диспетчера дежурную машину, он везет необрезанное стекло к Меркулову. На лестнице пенсионер услужливой трусцой бежит перед ним до пятого этажа, чтобы Гена со стеклом не топтался перед закрытой дверью. Задыхается, но бежит.

Квартира у него однокомнатная старой планировки с маленькой кухней и совмещенным санузлом. Но Гену это не смущает. Он даже рад, что квартира не очень удобная – легче будет торговаться.

Вставлять стекло он приходит уже после работы, чтобы не торопиться, чтобы осталось время посидеть за чайком.

Закрывая балконную дверь и приглашая хозяина оценить сделанное, Гена, как бы между прочим, спрашивает:

– Летом, наверно, плохо спится при таком грохоте с улицы?

– Неважно. С вечера не заснешь, а утром будят ни свет ни заря. Сон у нас, пенсионеров, хрупкий, да кто с этим считается.

– «Кирпич» по такому поводу, конечно, не повесят.

– Какой кирпич?

– Дорожный знак так называется – «проезд запрещен».

– Зачем такое внимание, мы народ неизбалованный, век отработали, отдали свой долг, и все равно не сидим сложа руки, и в очередях постоять не гнушаемся, не обращая внимания на ревматизм…

Гена терпеливо слушает жалобы соскучившегося по собеседнику старика, выжидает, когда ворчание на здоровье и магазины перекинется на квартирные неудобства или дрязги с соседями. Подталкивать Меркулова к нужному разговору он не спешит, знает по своей деревенской бабке, какой мнительный народ эти старики. И терпение вознаграждается.

– Мало того что поговорить не с кем, – продолжает пенсионер, – заболеешь – и стакан воды некому подать. Страшно по вечерам.

И тогда Гена решается.

– Так, может, сменяемся? У меня комната в трехкомнатной квартире. Соседка – интеллигентная женщина с мальчиком восьмиклассником. Будет с кем в шашки сыграть.

– С общей кухней?

– А что вам кухня? Это двум бабам у одной плиты тесно. Я, например, почти не бываю там.

– Я тоже не любитель стряпни, а некоторые любят кастрюлями погреметь. Я всю жизнь бухгалтером проработал, но был у нас один снабженец, тот любой домохозяйке сто очков вперед даст.

– Встречаются и такие. А комната у меня небольшая, но теплая, на третьем этаже, и окна во двор, улицы совсем не слышно.

– До третьего я пока еще без перекуров поднимаюсь.

– Вот видите.

– Подумать надо.

– Конечно, подумайте. Я не настаиваю. К слову пришлось, вот и предложил. Разницу в площади я, разумеется, оплачу. В таких случаях полагается рублей триста – четыреста.

– Я понимаю, но все-таки подумать надо.

Гена еще раз повторяет, что он не торопит с решением и начинает собираться домой. Главное – не перегнуть палку.

Когда Меркулов приходит на очередное дежурство, Гена здоровается с ним приветливее, чем раньше, знакомые все-таки, но про обмен не напоминает. Пенсионер заговаривает сам:

– Комнатку посмотреть бы надо. А то, как в армии, махнем не