немало людей, но людей вооружённых, и сделал это не по злому умыслу, трусости или страсти, а по священному праву защиты родины и своего народа от свирепого и безжалостного врага. Этот же негодяй переступил все мыслимые и немыслимые законы совести и человечности, обрекая на мучительную смерть мирных беззащитных людей. Я вполне допускал, что после воплощения его порочное и трусливое сознание в безумной панике разрушило душу прежнего владельца этого тела, а потом растерзало и дух. Мало ли на свете душевнобольных? Но ко всему прочему эта мёртвая душа подняла со дна своей сущности всю гадкую дрянь и стала творить страшное зло. А, значит, прощения этому человеку быть не могло.

— Ты и все твои подельники иуды земли русской. Стой и смотри, как по одному будут вешать предателей и палачей, и представляй, как верёвка затянется на твоей тощей шее, а тебе будет не хватать воздуха. Смотри, гад.

Одного за другим вздёрнули полицейских, и когда последний обмочив штаты и обдристав ляжки, задёргался на верёвке, я услышал счастливый смех старосты. Он понёс безумную околесицу, начал тыкать пальцем в покойника, приседал, кривлялся и заливисто хохотал. Всё. Случилась худшая из казней. Теперь душа этого мерзавца больше не сможет перевоплотиться, поскольку в смертельной панике заблудилась сама в себе. Был подонком, да весь вышел. Я приказал его отпустить, и сумасшедший, продолжая смеяться и кривляться, побрёл в лес.

— Прощайте, женщины, прощай, отец. И будьте осторожны.

Не теряя времени, мы вернулись к колонне, поспешили дальше и через полчаса остановились на лесной опушке, не доезжая деревни Вауки, рядом с которой и находился концлагерь. Ещё до рейда я голову сломал, прикидывая, как эвакуировать узников. Ведь, если пленные воины и здоровые гражданские могли пройти маршем три десятка вёрст, то раненых, больных и детей надо на чём-то увозить. Наших машин недостаточно, к тому же они часть вооружения и предназначались для переброски орудий, оружия, боеприпасов и бойцов, что являлось необходимым условием удачной операции. Проблема решилась после подсказки старика-ветерана, что в соседнем с лагерем селе Клышки стояла какая-то воинская часть со множеством автомобилей. Вероятно, он имел ввиду немецкий автобат. Короче говоря, для начала я решил эти машины захватить.

После всех корректировок окончательно определился план операции. Пока сапёры будут уничтожать телефонную линию и в несколько уровней минировать дорогу, рота разгромит немецкий автобат и захватит грузовики. С этого момента время начнёт играть против нас. Пока водители в несколько приёмов будут перегонять машины, остальные бойцы скрытно окружат концлагерь. Закончив минирование северной дороги, сапёры плотно заминируют южную и вместе с танком перекроют это направление до окончания операции. В то же время все большие стволы Пилипенко поставит за речкой и образует рубеж прикрытия отхода. Потом по мере продвижения колонны танк с ганомагом станут головной походной заставой, а артиллерия — тыловым прикрытием.

В три часа пополудни я начал операцию. Оставив в прикрытие сапёрам пулемётный расчёт, я направил роту в Клышки. На въезде в село нас попытались остановить на посту, но я проигнорировал часовых, отрицательно махнув им рукой. На главной улице в два ряда стояли около сотни грузовиков, в основном Опелей и Мерседесов, и среди них три автоцистерны с бензином. Ещё с десяток машин виднелись в сторонке под дощатым навесом с поднятыми капотами и частично разобранными моторами.

Два отделения заблокировали выезды из села и подали сигнал, после чего все остальные выбрались из кузовов и быстро рассредоточились. Немцы сначала ничего не поняли. Некоторые даже продолжали сидеть и курить, пока мы занимали село. Но, когда раздались первые выстрелы, отовсюду начали выскакивать солдаты. Некоторые даже пытались отстреливаться. От кого? От «стальной» роты? Мои бойцы управились в четверть часа. Немалой проблемой стал перегон восьми десятков трофейных машин. Благо ехать до точки сбора было всего полторы версты. Водители и все, кто мог хоть как-то рулить, перегнали их в три приёма. С последним рейсом в село приехали сапёры, пулемётчики и вместе с танком заняли позицию за околицей. Пока Пилипенко за том берегу речки устанавливал крупные стволы, рота рассредоточилась и скрытно окружила концлагерь.

Когда-то здесь к югу от лесной опушки колосилось большое пшеничное поле, на краю которого крестьяне построили амбары и просторный ток. Теперь ток и часть поля, обнесённые двумя рядами колючей проволоки, нацисты превратили в лагерь смерти. От деревни Вауки его отделяла мокрая низина с небольшим ручьём, а на примыкающем к лесу краю виднелись какие-то длинные строения, охраняемые особенно тщательно. С той стороны торчало несколько пулемётных вышек, и было натянуто тройное ограждение. Разделённые колючкой секторы концлагеря переполняли стоящие или сидящие люди. В нескольких местах виднелись растянутые в виде навесов тряпки. Под ними кто-то лежал. И военные, и гражданские заключённые имели одинаково грязные и оборванные одежды, но гражданских держали отдельно в ближайшем к лесу секторе. Даже на приличном расстоянии от лагеря несло отвратительной вонью. По всему периметру между двумя оградами изредка проходили солдаты с собаками. На вышках торчали пулемётные стволы. Моих ребят буквально трясло от ярости и гнева, и неудивительно, что, глядя на эту вопиющую бесчеловечность, они сейчас ненавидели весь мир. Отправив бойцов в сторону села и леса, я приказал им перемещаться свободно, не таясь, поскольку немецкие каски, накидки и автоматы позволяли принять нас за солдат ваффен СС.

Когда кольцо окружения замкнулось, мы со штурмовиками на Ганомаге подъехали прямо к воротам лагеря. Я старался выглядеть мрачнее тучи.

— Хальт, — сначала крикнул охранник, но, увидев эсэсовскую символику, вытянулся в струнку.

— Entdecke Tor, Soldaten. — рявкнул я грозно, — Es ist ein engagiertes Kommando mit einer besonderen Mission. Und Beeil dich, wenn du nicht willst ärger. (Открывай ворота, солдат. Здесь специальная команда с особым заданием. И поторопись, если не хочешь неприятностей.).

Глядя на старшего офицера СС, как кролик на удава, рядовой поспешно распахнул ворота и замер в нацистском приветствии. Я кивнул ему головой, и Ганомаг медленно вкатился внутрь на просторную открытую площадку. Когда-то лагерный плац был тем самым колхозным током, а окружающие его бывшие амбары и конторка, стали казармой, складом и канцелярией. Сбоку от них торчал грубый навес солдатской столовой.

Не выходя из броневика, я жестом подозвал унтера и отправил его за начальником лагеря и офицерами. Через пару минут появились трое: пожилой гауптман и два лейтенанта.

— Ich Sturmbanführer Moltke. Zonderkommando “F”. Sehr bald beginnt spezielle Operation. Sie müssen den Befehl Hauptverwaltung. Dringend zu bauen alle Soldaten. (Я штурмбанфюрер Мольтке. Зондеркоманда