Шрифт:
Закладка:
Слава богу, долго ломать голову не пришлось, мои мучительные сомнения развеяли бойцы роты, единогласно и громко высказавшись за немедленное освобождение узников концлагеря. Так или иначе, это происшествие означало, что мои планы по небольшой передышке на природе осыпались как осенняя листва. К немалой куче проблем добавилась ещё одна вместе с сильным предчувствием смертельной опасности.
Дед увёл беженцев кормить кашей, а у меня кусок в горло не лез. Мы со взводными сразу засели за карту. Вопрос о разгроме концлагеря был решённым, но требовалось хорошенько обдумать, как сделать это правильно и как без потерь вывести людей из оккупированной территории? В конце концов, решили задействовать только постоянный состав роты и «бронированную» технику. В рейде наши трофейные камуфлированные грузовики, орудия и даже танк не должны вызвать у немцев подозрений, но для убедительности я предложил подобрать на последнем поле боя и поставить во главе колонны немецкий бронетранспортёр, а также надеть на наших ребят немецкие эсесовские каски и плащ-накидки. В таком виде сидящие в кузовах бойцы смотрелись бы, как рота ваффен СС.
Ещё одной проблемой был Пашка. Я решительно не хотел брать его с собой, и даже наорал на него, но парнишка, как клещ, вцепился в Деда и сказал, что без него не останется. А Дед, вызывающе поглядывая на меня, демонстративно чистил винтовку и в ответ на предложение остаться ухмыльнулся и заявил, что старый конь борозды не испортит, а воздух немцам легко.
В лесном лагере среди высоких деревьев вечер наступал быстрее. Решив дать роте спокойно отдохнуть хотя бы одну ночь, я никого не озадачил и предоставил полную свободу. Сам от ужина отказался. Есть не мог, рассказ женщин напрочь отбил вкус и обоняние. Хотелось побыть одному и подумать. Ветерок чуть шелестел в кронах, шевелил кустарники и траву, ворошил прошлогоднюю листву. Ароматы вечернего леса разбудили воспоминания о прошлой жизни, и я почти физически почувствовал холодное дыхание вечности и утекающее отведённое мне в этом мире время. Приближающийся финал проявлялся нарастанием проблем и неопределённости текущих событий, которые фактически уже вышли из-под контроля, подобно несущемуся под уклон перегруженному грузовику без тормозов: кое-как рулить можно, а остановиться — нет. Сожалеть или возмущаться не было ни причин, ни смысла, ведь с самого начала я знал, что время моё ограничено, но немного смущала навязчивая мыслишка: вот вернусь я к нормальной жизни, а её уже и нет. Не смотря на тёплый вечер, я зябко передёрнул плечами и вернулся в домик начальника пионерлагеря. Старая керосиновая лампа неярко освещала стол, застеленный картой-двухвёрсткой, над которой я склонился, перебирая в уме разные варианты. За этим занятием меня и застал капитан ГБ Самсонов, собственной персоной. Вопреки обычной привычке гебистов он зашёл тихо и один.
— Здравствуйте, Василий Захарович, — вдруг раздался за спиной знакомый голос.
— И вам поздорову, товарищ капитан госбезопасности, коль не шутите, — собрав в кулак всю волю и выдержку, я постарался не вздрогнуть и, поворачиваясь, нацепил маску спокойной уверенности. — Какими судьбами?
— Командование вас разыскивает, — он обшарил глазами помещение, — а на позициях роты почему-то не оказалось. Без приказа их оставили. Это серьёзное нарушение, если не сказать больше. Так сказать, набедокурили и свалили. — Его физиономию украсила глумливая ухмылка.
— Что-то не верится, что вы говорите от имени генералов Петрова или Голубева. А позиции я передал 33 танковой дивизии при личном участии комдива полковника Панова, начальника штаба и начальника особого отдела, о чём есть запись в боевом журнале роты и штабных документах дивизии, а также имеется акт передачи позиций за всеми подписями и печатями. Приказ командования мы выполнили и даже перевыполнили. Так что о нарушении, а тем более о преступлении, я полагаю говорить неуместно. Возвращаемся в Минск, и по пути сюда заскочили. Вот говорю сейчас с вами и сомневаюсь, нужны ли вообще эти объяснения. Ведь этот вопрос мне следует обсуждать исключительно и непосредственно с командованием. Причём же здесь вы?
— Приказ, знаете ли, — бросил он в ответ с показным безразличием. — В отличие от некоторых я привык приказы выполнять неукоснительно. Вот я вас отыскал и сообщаю, что вам приказано завтра в 9-00 быть в Минске в штабе армии. А что касается заскоков, то они бывают разные. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Смекаешь о чём речь? — он мазнул насмешливым взглядом по разложенной на столе карте и укоризненно зацокал языком.
— Я вас понял, товарищ капитан и не смею задерживать.
— Обнаглел ты, лейтенант. — Его зрачки до предела сузились от ненависти. — С капитаном госбезопасности так разговариваешь. И я тебе обещаю, что ты пожалеешь об этом. Ох, пожалеешь. Обязательно пожалеешь. Кстати, куда это вы поутру собрались? — Блеснули глаза атакующего хищника. — В рейд какой-то? А командование о том знает? Ведь рейд-то на сторону врага. Не бежать ли собрались?
«В роте стукач. В роте стукач. В роте стукач», — запульсировало в голове, и состояние тут же опустилось до мерзопакостного. Однако показывать слабину и прогибаться было не к