Леона освободила руку от цепкой хватки своей преступной матери; она понимала, что это родство, о котором Эбергарду уже было известно, навеки погубит ее, если о нем узнают при дворе. Она оставила старухе свой кошелек, и пока та с жадностью прятала его, Леона быстро проскользнула между деревьями.

Нищая графиня довольно рассмеялась. У нее снова было достаточно средств, чтобы забыть в вине мучившие ее воспоминания о прошлой жизни. Она смеялась диким, хриплым смехом. Можно ли было поверить, что эта бездомная в лохмотьях старуха была той прелестной женщиной, которая, весело и заразительно смеясь, позволила императору увлечь себя в благоуханную беседку у фонтана, где пробил час ее гибели.

История этой женщины так странна и печальна, что многие считают ее вымыслом; а между тем эта графиня – не игра фантазии; она жива еще и сейчас, когда я пишу эти строки, и влачит свою старость, погрязнув в пьянстве!

Монах торопился обогнать красавицу монахиню, чтобы прежде нее прийти к месту встречи и скрыть свое присутствие при таинственном разговоре.

Уже было около одиннадцати, когда он достиг Львиного мостика. Едва он успел оглядеться, спустив капюшон, чтобы остыть от скорой ходьбы, как между деревьями показалась темная фигура монахини. Быстрым шагом она подошла к мосту и осмотрела освещенное луной пространство.

Монах Краемус пошел ей навстречу.

– Ах, это ты, благочестивый брат, – сказала она мягким голосом. – Ты долго меня ждал?

– Да, довольно долго; но не беспокойся, у меня нет других дел, кроме поручения к тебе.

– Ради него, однако, ты и приехал из Парижа? Это доказывает важность поручения. Я горю нетерпением узнать о нем. Говори!

Высокий монах приблизился к монахине, с нескрываемым восторгом устремив взор на ее мраморное лицо.

– Адвокат Ренар и господин Эдуард находятся теперь в Париже и молятся в церкви нашего монастыря за свое спасение от погибели и смерти. О благочестивая сестра, небо чудесным образом покровительствует им!

– Ну, а Монте-Веро?

– Замысел рухнул. Адвокат Ренар велел передать, что известный вам Эбергард нанес им решительное поражение и что они едва-едва спасли собственную жизнь. Сила, мужество и хитрость этого человека прямо удивительны!

– Значит, ненавистный мне человек жив! – промолвила, побледнев, монахиня.

– Эбергард? Да. Он преследовал их на море, стрелял по кораблю и оставил в плохонькой лодчонке среди океана.

– Дальше! Говори дальше! – торопила монахиня. – Почему же они не стреляли по кораблю Эбергарда?

– Потому что их силы были неравными. Адвокат Ренар с дочерью и Эдуардом провели четыре дня и четыре ночи среди волн, пока их не подобрал португальский корабль, который следовал в Лиссабон. Оттуда они, после долгих лишений, явились с рекомендательным письмом в наш монастырь и были приняты нами с любовью.

– Боже милостивый, какое горькое известие! – проговорила монахиня с горечью. – А Эбергард в Монте-Веро?

– Нет, благочестивая сестра, он плывет в Германию.

– Значит, все напрасно?! – едва сдерживая гнев, воскликнула монахиня.

– Не сердись на посланного, который исполнил свою обязанность, – проговорил монах, – я с большим удовольствием принес бы тебе более приятное известие. Но и дурную весть следует вовремя сообщить!

– Ты прав, благочестивый брат, – ответила Леона со скрытой насмешкой. – Я постараюсь воспользоваться этим известием.

– Что же передать в ответ адвокату Ренару?

– Скажи, что он услышит обо мне! Достаточно ли у тебя денег, чтобы возвратиться в твой монастырь?

– Благочестивому монаху очень мало надо, почтенная сестра!

– На всякий случай возьми это, чтобы не терпеть нужды, – сказала монахиня, кладя деньги в руки монаха.

– Да благословит Святая Дева аббатису Гейлигштейнского монастыря, прекрасную монахиню, которая скрывает свою красоту под темной рясой, наложив на себя обет целомудрия и отрекшись от света. Твой образ еще долго будет стоять перед глазами бедного Краемуса, смущая его сны дивными видениями. Не суди меня строго, благочестивая сестра, ведь я такой же человек из плоти и крови.

Леона с презрительной улыбкой слушала страстную речь монаха, хотя она и говорила ей, что ее красота еще не утратила своей силы.

– Давно ли ты постригся? – полюбопытствовала она.

– Двенадцать лет назад, благочестивая сестра, но твоя красота не могла не пробудить во мне прежних чувств. Двенадцать лет я не испытывал подобных ощущений.

– Ты дрожишь, благочестивый брат, твои глаза горят, что с тобою?

– Позволь мне уйти… Счастье для меня невозможно! – с отчаянием воскликнул монах, поднося к губам нежную руку монахини и падая перед ней на колени.

– Почем знать, может быть, ты не в последний раз видишь меня! – промолвила Леона с интонацией, которая еще больше возбудила монаха.

– В Париже? Эта мысль будет поддерживать меня! Надежда воскрешает меня! Видеть тебя только раз без этого покрывала, налюбоваться тобою – потом можно и погибнуть!

– Потом хоть всемирный потоп! – подхватила Леона с дьявольской улыбкой. – А теперь уходи!

Краемус все еще сжимал нежные руки монахини, осыпая их горячими поцелуями. Наконец Леона сделала движение, чтобы уйти, и он поднялся с колен.

Он пошел рядом с нею по темной аллее.

– Да сопутствуют тебе святые! – промолвила Леона, когда они дошли до места, где их пути расходились.

– Ты приказываешь – я повинуюсь, благочестивая сестра.

Он направился в сторону королевских ворот, но через несколько шагов остановился, а потом ускорил шаг и расстегнул рясу, чтобы холодный ночной ветер освежил его горячую грудь.

Леона слышала, как монах остановился, но она торопливо продолжала путь, однако слова страстного монаха не шли у нее из головы.

«Все вы рабы ваших страстей! – думала она. – Кто станет уважать вас? Все вы должны лежать у моих ног и безмолвно покоряться моей воле. Только он один составляет исключение. Он, которого я люто ненавижу, который и теперь сумел разрушить мои планы. Но моя душа не успокоится, пока моя ненависть не уничтожит его. Это что за хижина? – Леона внезапно остановилась, увидев домик с открытой дверью. – Это не хижина лесничего; вон он раскладывает дрова, а внутри сидит женщина».

Вдруг лицо Леоны исказилось, словно злой дух шепнул ей что-то. Тихо приблизилась она ко входу, чтобы посмотреть, чем так ревностно занята женщина, черты лица которой трудно было разглядеть при слабом мерцании огня. Вальтер стоял к ней спиной и ничего не видел, а женщина нагнулась к ребенку и, целуя его, старалась закутать в платок.

Леона кралась неслышно. Проницательным взглядом смотрела она на молодую мать. Должно быть, это жена сторожа, решила она.

Однако отчего ее так привлекла эта картина? Зачем она так долго смотрела на этих милых существ? Неужели графиня Леона Понинская, которая без всякого сожаления отдала собственного ребенка, которой были