безвыездно в замке и постоянно виделась со Шлеве. Королева очень полюбила благочестивую и знатную даму, влияние которой таким путем распространилось не только на короля, но и на все придворные учреждения.

Однажды, когда прекрасная монахиня находилась в комнате королевы, камергер доложил ей о каком-то незнакомом монахе, благочестивом отце Краемусе, который желает переговорить с аббатисой Гейлигштейнского монастыря о делах, не терпящих отлагательств.

Леона не знала никакого монаха Краемуса, но, подумав, что под этим именем может скрываться ожидаемый ею посланец, попросила у королевы позволения удалиться и поспешила в приемную. Ожидавший ее появления камергер при ее входе оставил приемную.

Прекрасная монахиня, отбросив капюшон, увидела перед собой огромного роста худощавого монаха, плотно закутанного в рясу. На талии его была веревка, а голову и лицо почти скрывал капюшон.

Монах молитвенно сложил руки и поклонился монахине.

– Да пребудет с тобою Святая Дева теперь и во веки веков, благочестивая сестра, – проговорил монах тихо.

Леона напрасно старалась припомнить лицо незнакомца.

– Да благословит она и тебя, благочестивый брат, – ответила она. – Что привело тебя ко мне, как мне сказали, ты пришел издалека?

– Я брат Краемус из монастыря Парижской Богоматери, – тихо проговорил монах, приблизившись к Леоне; он был выше ее на голову. – У меня к тебе тайное поручение. Я искал тебя в Гейлигштейнском монастыре, но мне сказали, что ты находишься здесь.

– Какое поручение ты имеешь, ко мне, благочестивый брат?

Монах окинул комнату взглядом больших черных глаз.

– Мне сказали, что известие это очень важное и сообщить его я должен в строжайшей тайне. Поэтому я сделаю это, прекрасная монахиня, только в таком месте, где нас никто не может услышать. Здесь, похоже, и стены имеют уши.

Леона имела все основания никому не доверять.

– Прошу тебя, благочестивая сестра, – продолжал монах, – назначить место, где мы могли бы встретиться с тобою сегодня вечером.

– Это невозможно, пока ты не назовешь мне имя того, кто тебя прислал.

– Твое требование столь же справедливо, сколь и рассудительно, благочестивая сестра. – Монах наклонился к Леоне, не преминув воспользоваться случаем разглядеть поближе белую шею аббатисы и представить остальные ее прелести. – Адвокат Ренар, – проговорил он медленно.

Глаза Леоны засверкали. Сердце радостно забилось.

– Хорошо, благочестивый брат, – проговорила она. – Ты вполне прав; здесь не место для подобных объяснений.

Леона подумала минуту.

– Сегодня вечером, между десятью и одиннадцатью, в Вильдпарке, у Львиного мостика.

– Я, конечно, полагаюсь на твои выбор, но вполне ли безопасно это место?

– Никто не заходит туда в столь поздний час. Хижина сторожа довольно далеко, так что мы можем не опасаться, что нас подслушают.

– Я буду аккуратен, прекрасная сестра.

Леона поцеловала монаха в плечо и поспешила в комнаты королевы.

День выдался жарким, и только к ночи стало прохладнее.

В многолюдных городах свежий ветерок в жаркий летний день приносит истинное наслаждение, поэтому каждое зеленое деревце там окружено вниманием и заботой.

Вильдпарк был истинной усладой для горожан. Толпами они устремлялись туда в летние вечера. Но в десятом часу дорожки парка начинали пустеть и только на аллеях, прилегавших к королевским воротам, еще встречались люди. Это были влюбленные пары, гимназисты, сочиняющие стихи, мужчины без занятий, влюбчивые старички. Одни любовались лунным светом, другие мечтали о будущей славе, третьи строили самые разные планы, а последние сладострастным взором провожали запоздалую девушку.

На церковной башне пробило десять. Последние кареты с шумом подъезжали к королевским воротам, украшенным огромными статуями, которые при слабом свете луны казались особенно величественными. Парк опустел; только часовые мерно вышагивали у королевских ворот.

Тишина воцарилась вокруг. В глубине парка стало темно как в могиле; не было слышно ни единого звука. Даже шепот листвы не нарушал тишины.

Какая-то фигура проскользнула через широкую среднюю арку ворот. Хотя человек шел пригнувшись, видно было, что он огромного роста. Читатель, без сомнения, уже догадался, что это был монах Краемус. Он прошел в средние ворота, через которые обычно проезжали только дворцовые экипажи, чтобы не встречаться с устремившейся в город толпой; у благочестивых братьев с некоторых пор не отмечалось особой любви к свету и шуму.

Краемус, казалось, отлично знал Вильдпарк и Львиный мостик, так как, выйдя из ворот, уверенно направился к месту свидания. Казалось, темнота – его стихия. Даже платье таких людей говорит об этом.

Дойдя до перекрестка, монах остановился – ему послышались голоса. Один из них показался знакомым. В столь поздний час, в чужом городе услышать знакомый голос – уж не почудилось ли? Монах остановился в тени старого дуба, чтобы удостовериться, не обманулся ли он.

– Ну и радость! Ну и радость! – произнес хриплый голос. – Неужто это ты, мое прекрасное дитя? Я уже давно слышу, что молодая графиня Понинская живет здесь в столице в роскоши и богатстве. До старой нищей графини ей нет дела, хотя та и приходится ей любящей матерью. Нет ли у тебя талера с собою, милое дитя?

– Что за нелепость? – произнес знакомый монаху голос. – Чего вы хотите от меня? Я вас не знаю.

– Не играй комедию с глазу на глаз, дитя! Темный наряд не изменил тебя – ты осталась такою же, какой я видела тебя в последний раз, шесть лет назад. Дай талер своей бедной матери, чтобы она могла купить себе что-нибудь из теплой одежды. У бедных людей столько мучений, что лучше б их просто убивали. Нередко по вечерам я пью одну воду, чтобы утолить жажду и голод.

В эту минуту луна осветила странную пару, и монах Краемус разглядел аббатису и склонившуюся перед ней старую нищую.

– Вы принимаете меня за другую, бедная женщина! Я монахиня, и мои родители живут в бедном местечке в Вестфалии. Вот вам деньги… Вы очень бедны, кажется…

– Нищая графиня, милое дитя, благодарит тебя… Ты хочешь меня обмануть? Это не беда… А где же сын старого Иоганна, тот прекрасный офицер, который женился на тебе? Ты ничего о нем не знаешь? Да, мужчины… С ними просто мученье! А впрочем, и женщины не лучше. Как подумаешь о прошлом, так и не найдешь ничего хорошего.

– Оставьте мою руку, я тороплюсь, – прошептала Леона, боязливо оглядываясь.

– Если бы я не послушалась в свое время, когда еще был жив твой дед, проклятых нашептываний императора, уверявшего меня в своей вечной любви, то тебя не было бы теперь на свете, а я не сделалась бы нищей графиней. Как тут не верить в Провидение! Ты хочешь быть благочестивой! Ничего этого нет!.. Но где же ты живешь, милое дитя? Я бы с удовольствием иногда заглянула