Вопрос о том, что же ей сказать, тут же отпал. Ведь я не мог говорить. Да и не хотел. Рядом с Рутой мне хотелось молчать… о многом. Во всей готике не нашлось бы столько слов, сколько мы могли сказать друг другу взглядом.

Мне стало даже неловко, но самое большее, что я мог сделать — это, прикусив губу и приподняв голову, кивать. Наконец, я сообразил снять шляпу и поправить воротник рубашки, не отрывая, при этом, взгляда от её небесно-голубых глаз.

Рута немо ойкнула и принялась вытирать руки о фартук.

– Вижу, ты здесь освоилась, – самое дурацкое, что можно было произнести девушке, с которой не виделся шесть лет, было сказано.

– Здесь хорошо, – робко улыбнулась Рута, пытаясь сдержать слёзы, – только зимой холодновато, дров наколоть некому.

– Ты… – я задрал голову. Мы будто негласно договорились сыграть в игру «кто позже расплачется». И я, если честно, готов был сдаться. – Ты так изменилась.

– Говоришь так, словно время пощадило тебя, – горько улыбнулась Рута.

Сопротивляться невидимому магниту больше не было сил. Я шагнул навстречу ей, и заключил в самые крепкие объятия. Словно кто-то намеревался отобрать у меня Руту.

– Прости меня, – произнёс я, скрипя зубами от злости на самого себя.

– Ты ни в чём не виноват, – ответила она, поглаживая меня по спине.

Сердце рвалось наружу. Плечо промокло от слёз Руты, тогда, как собственные слёзы горящей магмой обжигали кожу.

Радость и обида смешались в неведомый бульон чувств. С одной стороны – эйфория от возможности прижимать её к себе, чувствовать тепло тела любимой и биение её сердца. «С ней всё в порядке! Господи, спасибо тебе!»

С другой – скорбь об упущенной жизни. Кто мы теперь? Беглец и монашка на середине третьего десятка.

«И всё же, мы снова вместе!» – утешало меня.

Рута попросила меня подождать буквально минуту. Отдав фартук настоятельнице и сказав ей пару слов, на, что получила кивок и лёгкую, доброжелательную улыбку, она взяла меня за руку и повела вниз по склону.

Там протекала река. Такая же, как и та, что текла вблизи Норвилла. Перед глазами мелькнули картины прошлого: семейные походы по грибы и ягоды с мамой и отцом, а также рыбалка.

«Счастливое было времечко…» – подумал я, невзирая на все тогдашние невзгоды.

На берегу нашлось два плоских камня, на которые мы и присели. Рута держала мою ладонь, поглаживая её рукой. Это больше не были руки молодой, беззаботной девушки, но умудрённой горьким жизненным опытом женщины.

Шершавые от стирки в реке, покрытые шрамами от порезов и мозолями.

Рута также не стеснялась изучать меня взглядом. Заостряла внимание на каждом шраме и невольно качала головой.

– До сих пор не верится, что ты здесь. Как будто трогаю приведение, – улыбнулась она.

– Я и вовсе вижу перед собой ангела.

Мои губы протянулись к её губам. Любимая коснулась щеки и ответила на поцелуй.

– Кажется, я совсем позабыла, какого это… – произнесла Рута.

– Ты… ждала меня?

– Конечно, мне ведь не нужен другой мужчина. Потому и ушла в монастырь.

– Выходит, мы оба были верны друг другу столько лет, – неловко ответил я. – Быть может, хоть и с запозданием, но сделаем это?

– Что сделаем? – спросила Рута.

– Поженимся.

Она явно этого не ожидала. Краска выступила на бледноватых щеках, будто возвращая Руту во времена нашей наивной юности.

– Конечно, Эдгар, – едва не плача, любимая обняла меня за шею, а затем оторвалась и вновь поцеловала в губы.

***

Выйдя из церкви, я вновь решил прогуляться по Эдему. Нужно было собрать ещё кое-какие травы, чтобы доработать настойку. Да и укрепить организм после пережитого инфаркта не мешало.

На сей раз, меня занесло совсем в какие-то дебри. Небольшой лесок у подножья горы, который редко вырубали из-за отсутствия необходимости строить новые дома. Люди уже два-три поколения жили в одних и тех же срубах, и лишь десять лет назад, по словам местных, понадобилось возвести с десяток зданий под склады провизии.

Некоторые ингредиенты относились к дикорастущим видам, которые простым фермерам и в голову не пришло бы выращивать. Я лишь надеялся на то, что здешний климат не выкосил волчьи ягоды, ласточкину усладу, паучий мёд и прочие, с виду, абсолютно непригодные к употреблению человеком травы.

Оставляя ножом засечки на деревьях, я два часа проблуждал по чаще, набив целый мешок необходимыми цветками. Уже намереваясь уходить, я заметил вход в заброшенную шахту, ведущую внутрь горы.

Находка меня заинтересовала. В конце концов, я не видел, чтобы местные добывали уголь или металл. Многие инструменты были сделаны из дерева, либо очень сильно заржавели.

Проход был заколочен, причём давно. Доски вышло отодрать голыми руками. Я ещё не знал, что ждёт меня внутри, поэтому решил вернуть их на место, когда буду уходить.

«Вряд