зад поросеночку, вдруг бы ты думала о… Шопене, заливном, треклятом Черчилле328… о Рубенсе329, о сапогах в смятку… Чтобы я видел тебя _в_с_ю, в хозяйстве и _в_н_у_т_р_и… Ну, про-шу!!! Ты трусиха, гордячка, и скверная поросеночка… так, после «Лан, дыши!», — и не посылаешь ничего. Написала для меня, а послала хирургу. М. б. потому, что и этот очерк о детстве нуждался в его ноже?! Напиши! А то я брошу тебе писать… Что за удовольствие все время читать тысячное издание «Премудрости» Соломоныча! С меня и своей «суеты» довольно. В самый день отправки последнего письма, 24 ноября330, я свалился. Пожаловали два неприятнейших посетителя: М-м Грипп и Мсье Бронхит. И проторчали у меня 12 дней, очень серьезно и назойливо. М-ль Крым опасалась… но — вытянула-таки… аховыми горчичниками и банками. Я, вообще, боли не выношу, нетерпелив, но горчичники, даже «аховые» осиливаю даже до 20 минут. У-х!.. Раз так взодрало… вскочил… и минут пятнадцать, согнувшись, покачивался от боли, и ныл, как больнющий зуб. И — выстоял! Один, ночью… Попросил случайно зашедшего поставить мне на спину 4 штуки… тот ушел, а я… — все и качался. И — оборвал «самое главное». Так вот, за эти 12 дней… — Юля свалилась сама, — я был в этой «эсхатологичности», столько передумал!., дошел до полного… «отрицания _в_с_е_г_о!» — ну, зови некоторого человечка с «мерочкой»..! — а тут еще вот-вот черти в небесах… вот-вот мои «помпеи» раздвинутся… — я же в таком… «пристреленном» местечке живу… кругом все «объекты», хотя для «чертей» англо-американских существуют лишь «ковры» и «площади» для чертовой игры, так что… жди и жди… — и часто начинают петь «сирены», — если бы гомеровские! — с ними бы пошутить можно, любезный там и остроумный экспромт-комплимент сказать… эдаким бесом мелким рассыпать — «м-лль… как вы прекрасно-страстны, как страстно-прекрасны… лепестки райских роз слетают с ваших губок… в ваших глазах неупиваемая бездна обещаний…» — и прочее… А то ведь одна и одна речитатива: «мементо мори!» И тут… держи горчичник… еще минут десять! а уж вся кожа содрана. За эти 12 дней я растерял весь «заряд» рабочий… только теперь, на 4–5 день нормальной температуры я прихожу в себя, и пишу тебе. Лопаты, какими я перерыл многое в себе за эти 12 дней, настолько сильно-страшны и безнадежны, что… конечно, не стану разглядывать, что в себе наковырял в тайниках… — это, в сущности, — мертвящий НУЛЬ! Я его смахнул. Ладно, пусть все — «беллетристика», пусть все «ловко приспособлено» хитрым человёнковым умишком, вплоть до величайших за-здешних построений в религиозных системах… пусть! Но я ведь и «неприспособленное» ощущаю, хотя бы «Царицу Небесную» 3-го сент., «Мадонну», св. Серафима в 34 году, слова — во сне! моего Сережечки, на 2–3 окт. с. г. — «папа, я пришел _п_о_б_ы_т_ь_ с тобой!» — я же и _э_т_о, _т_а_к_о_е_… вписал в книгу _м_о_е_г_о_ о-пыта!.. куда ж я _э_т_о-то пристрою, как объясню? А посему… — не думать, не рыть лопатами, тем более в состояниях упадка… с температурой, в одиночестве неисповедимом! Говоришь — «друзей нет»… А я себе, когда бы такие два словечка навернулись… сказал бы: _е_с_т_ь_ у меня, далёко, но есть, не дотянусь — а есть… — и _т_а_м_… и тут, в Схалквейке, я не один! не одинок… ведь ты же мне сама внушала это, в письме — первом! — июнь, 39.

МАШИНКА ИСПОРТИЛАСЬ, ПОДЛЯЧКА! ВСЕ НАОБОРОТ!!!

Ну, выпрямилась, стервозочка! И тебе не стыдно? — не машинке, а тебе, тебе!!? — так волынить? М-ль Крым прописала мне впрыскиванье — два раза делал (до болезни)… — очень хорошо. Нечто гормонное. Не органическое, а синтетическое. Удивительно живит. Я — может быть через это и «нахожу себя». Какая-то тоже «капелька»… Скажи хорошему врачу… пусть тебе пропишут! надо бороться с «упадочными припадками». Они же так яв-ны! Письмо твое, после 8 окт., — день преп. Сергия! — и… — эти последние!!331 Какой слет вниз! Ведь голову так можно сломить. А мне-то каково принимать такие дозы… в моем-то полнейшем, здесь, одиночестве! Не подумала..? Я из кожи лезу — заставить тебя быть просветленной, уповать, верить в себя, я столько сил положил на это… я же на тебя себя растрачивал… — и все впустую!? Хорошо же ты меня… не говорю, что любишь… а — чувствуешь! и так мне платишь за мою веру в тебя, за мое любование тобою! «Роль сыграна»? и еще отчаянней — «и никакой роли-то не было!» Тьфу! тьфу!! тьфу!!! «Окстись! отплюнься!!!» — кричал на меня Горкин — в последних главах332. Чего твой дурак Денис знает о том, как _т_а_м_ с животными?! — «будут преображенными» — это ты и у ап. Павла найдешь, его перечитай. Это ты к нему-то, к бледноглавому-скорбно-му за — _э_т_и_м_ прибегаешь?! Как же, он разъяснит… Ты — к Нему обратись! к Нему — в его Слове! а не к бедному истеричному попику. Он пусть «темным» расписывает, а ты себя не _т_е_м_н_и. Ты в мильон раз глубже и умней попиков. Не смей в кликуши, в юродцы… — не отрекайся от данного тебе Господом, отцом и матерью, и всеми твоими чистыми предками, наследства! Ты — умна, ты — наполнена… ты не нахваталась, а на-копи-ла! Пойми и — владей… и собой владей, также. Смотри на жизнь свою и вообще на жизнь не как раба биемая, а как _х_о_з_я_й_к_а_ в дарованном тебе хозяйстве! Как мудрая хозяйка. Мудрая хозяйка во всем и со всем — _н_а_й_д_е_т_с_я, а не станет волынить и метаться за советами к хозяйчёнкам полоумным… она и их-то обязана «призвать к порядку»! Ты не ценишь, что еще можешь дать голодному ребенку кусок, — а это — великое счастье! Вду-майся! И правь жизнь, а не ползай под ней. Несчастненькими, загнанными, слабенькими, биемыми, страждущими… — стараться видеть себя, и даже тон голоса несчастненький принимать, и клониться всячески… — усладительно-больно, о сем много у Достоевского, есть и у психиатров… Но это не Жизнь, а — клиника. Если бывают эпохи, когда жизнь обращается как бы в бойню и кладбище… — так это все оттого, что «плохо хозяйничали» в ней. Но оазисы остаются, жизнь жи-тельствует… Так помогай же ей «жительствовать», а не добавляй еще от «кладбища» и от «бойни» — хотя бы «самобойни»! Я так киплю сейчас на тебя, что… изругал бы тебя, словами бы затерзал… Но мне тебя жаль, я же люблю тебя, мою Ольгуну! Голубка, умирись и совладай с «духом угнетающим, духом уныния». Накатило..? К светлому Сергию, Серафиму..! А Она, Благостная, — к Ней-то ты…?! Хотя бы