Шрифт:
Закладка:
В вагоне было тесно, и мы стояли, покачиваясь, то и дело сталкиваясь и бросая друг на друга извиняющиеся взгляды. Он ухмыльнулся: казалось, его забавляло ехать в переполненном вагоне.
Десять остановок спустя мы прибыли на станцию Тауэр-Хилл. Диктор услужливо напомнил нам, что при выходе нужно соблюдать осторожность.
– Сюда. – Джеффри коснулся моей руки и уверенно повел меня прочь от платформы.
Вскоре мы сбежали с шумной станции и оказались позади Тауэра с его толстыми древними каменными стенами.
– Все еще не могу поверить, что я здесь, – вырвалось у меня. – В юности обожала Диккенса. «Оливера Твиста» и «Рождественскую историю». Мои любимые книги. И еще я, конечно, любила «Мэри Поппинс». И давно мечтала здесь побывать.
– Лондон – прекрасный! – кивнул он.
– Но ты живешь в этом городе и, наверное, принимаешь его как должное?
– Вовсе нет. Каждый раз, когда смотрю в окно, я думаю: «Ничего себе – какой мост! Какой вид!»
– Покажешь мне, где живешь? – попросила я. – За рекой, говоришь?
– Покажу.
Мы прошли по туннелю под дорогой и остановились у пешеходного перехода прямо у моего отеля.
– Много достопримечательностей посмотрела? – спросил Джеффри.
Я рассказала ему, куда успела сходить, и он посоветовал мне заглянуть на вечернюю службу в собор Святого Павла или в Вестминстерское аббатство.
– Это бесплатно – а хоры у них потрясающие.
– Спасибо. Оценим.
Мы подошли к парадному входу отеля, и Джеффри указал рукой на другой берег реки.
– Видишь надпись «Боттлерс-Уорф»? Я живу слева от этого здания. Раньше здесь были верфи – теперь все застроили многоэтажками.
– Какое замечательное место.
Некоторое время мы стояли, наблюдая за проплывающим мимо прогулочным теплоходом. Из динамиков лилась La Bamba[17], туристы на открытой верхней палубе истово фотографировали Тауэрский мост снизу.
Сверившись с часами, Джеффри повернулся ко мне:
– Какие у тебя дальше планы?
Его вопрос застал меня врасплох: я приехала сюда, чтобы в уединении залечить свое разбитое сердце, чем и занималась все эти дни. Но меня и правда начинало терзать одиночество. Я устала от того, что мне не с кем поговорить и приходится решать все вопросы самостоятельно. Утром за завтраком я завязала разговор с официанткой и долго не могла наболтаться и отпустить ее.
– Никаких, – ответила я. – На повестке дня у меня был только визит к твоим родителям.
Он потер затылок:
– Я немного проголодался. Не хочешь перекусить?
– Звучит заманчиво. – Я огляделась по сторонам. – Посоветуешь хорошее заведение? Ты наверняка знаешь парочку, раз живешь неподалеку.
– Можем сходить в доки Святой Катарины, там есть паб «Диккенс». Раз ты его любишь…
– Звучит идеально. Веди!
Мы обошли отель и двинулись в сторону очаровательной маленькой пристани, рядом с которой уютно мостились накрытые брезентом парусники и прогулочные катера. Окрестности причала обросли многочисленными ресторанами, кафе и мелкими конторами.
– Как здесь красиво, – сказала я.
– Мне нравится считать, что это самый потаенный уголок Лондона. Правда, знают о нем все.
Я смеялась почти всю дорогу, пока мы шли по широкой, вымощенной булыжником площади к пабу, который, как оказалось, располагался внутри бывшего склада с высокими деревянными балочными потолками. Мы поднялись по скрипучей лестнице на верхний этаж, полюбовавшись по дороге черно-белыми фотографиями старого Лондона. Проводив нас за столик, официант оставил нам меню и принес напитки, а мы стали решать, что заказать.
– За знакомство! – Я подняла бокал с вином. – Спасибо, что привел меня сюда. Приятно провести время в компании.
– Ведь приехала ты одна. – Я упоминала об этом в доме его родителей.
У меня было ощущение, что ему хотелось расспросить меня о моей личной жизни, но я не собиралась вываливать на него все неприглядные детали недавней нью-йоркской трагедии, поэтому ограничилась расплывчатым:
– Так и есть.
Подошел официант. Он принял наш заказ, забрал меню и снова оставил нас наедине.
– Что ж, я не могу не поинтересоваться… – Джеффри наклонился вперед, облокотившись о стол.
Я напряглась. Он смотрел на меня так пристально, будто знал, что я что-то скрываю.
– Слушаю?
– Тебе ведь хотелось спросить бабушку о чем-то еще? Ты выглядела такой разочарованной, когда мама предложила ей отдохнуть и увезла ее в спальню. Как будто вас прервали.
Я обрадовалась вновь распахнутой двери этой щекотливой темы и призналась:
– На самом деле так и есть. Я и правда хотела спросить ее еще кое о чем.
– О чем? Может, я смогу ответить на твой вопрос? Когда я был маленьким, она рассказывала мне много историй из своего военного прошлого.
– Правда? Тебе повезло – моя бабушка раскололась только на прошлой неделе. Если честно, я все еще в шоке. Трудно представить, что милая седовласая старушка когда-то проворачивала подобное.
– Хорошо тебя понимаю. – Он откинулся на спинку стула. – Наверное, ей было не просто говорить об этом. Ясное дело. Моей бабушке часто снились кошмары. Иногда она начинала рыдать безо всякой видимой причины. Думаю, она страдала от посттравматического расстройства. Но в детстве я таких слов не знал. Меня просто отправляли в мою комнату и не выпускали, пока папа ее не успокоит.
– Я за своей бабушкой такого не наблюдала. Никаких демонов из прошлого – ничего подозрительного. Думаю, она была чертовски хорошим тайным агентом. Ключевое слово здесь – тайным. Она хранила свои секреты всю жизнь – даже от собственной семьи.
Он сочувственно кивнул:
– Ну, так о чем еще ты хотела спросить бабушку? Пока так мне и не сказала.
Я решительно подняла с пола свою сумочку. Поставив ее к себе на колени, я достала конверт с копиями фотографий, которые мой отец нашел в бабушкиной шкатулке на чердаке, и протянула снимки Джеффри.
– Мы недавно нашли кое-что. Это моя бабушка в Берлине – незадолго до того, как Англия объявила войну Германии. На тот момент она не была агентом.
Он пролистал четыре фотографии:
– Ого! Представляю, в какой шок это вас повергло.
– О да. Но еще сильнее нас удивили даты на оборотах – мой отец был зачат примерно в это время. Он-то вырос, считая себя сыном британского чиновника в кабинете Черчилля.
Джеффри присвистнул, и этот звук напомнил мне рассказы бабушки о падающих на Лондон бомбах.
– Ты надеялась, что моей бабушке что-то об этом известно? – Он вернул мне фотографии.
– Кое-что я уже выяснила. Дафна знала об их романе – бабушка призналась ей в этом после допроса в парижском гестапо. Ты же знаешь, что их схватили?
– Да. Она рассказывала мне об этом. И о том, как члены Управления спасли их
