и недоступнее, а с тем вместе и привлекательнее, и, следовательно, более подавали поводу к ссорам. Так например, известно, что слабейшие и беднейшие семейства, будучи более и более стесняемы в средствах к пропитанию, принуждены были оставлять свою родину и искать средств к существованию в других местах, и потом, усилясь в новом месте, делались недругами и даже врагами прежним своим утеснителям, а потом и всем единоплеменным. В отношении же произведений земли известно: что камни (обсидиан и порфир), из которых они делали топорики, ножи и носки для стрелок, находятся в немногих местах, и последний только на северной стороне Умнака, а лучший янтарь находили также только на северной стороне Умнака, под водопадом (название на местном наречии). А как не всякий мог и хотел их покупать, или выменивать на что-нибудь, то многие покушались доставать их тайком; от чего владетели тех мест, по праву владения, берегли их и хищников убивали.

Таковые и подобные происшествия были первоначальными причинами к междоусобиям; а мщение за обиду — сугубою обидою за кровь одного — убийством многих и часто невинных. — Мщение без всякого обуздания — раздувало и поддерживало их, и наконец, сделалось неиссякаемым источником многих и жестоких кровопролитий. Междоусобия, начавшись между членами семейств, переходили в семейства, роды и племена, и прекращались не иначе, как совершенным истреблением, т. е. убийством и пленением ослабевшей стороны.

Из множества междоусобий я расскажу только об одном и последнем из всех. В одно время некоторые из жителей акутанского селения (бывшего на W стороне Акутана), ввечеру, при штиле увидели что-то в море, и двое из них поехали туда. Подъехав ближе, они увидели, что это байдара, и в ней несколько человек умнакцев, истощавших от жажды и почти полумертвых. Акутанские удальцы вместо того, чтобы подать помощь несчастным, убили их и, взяв некоторые вещи, байдару пустили ко дну. Между тем надобно заметить, что один из сих удальцов был женат на умнакской уроженке. Чрез несколько времени умнакские алеуты, приехав к нему в гости, увидели знакомые им вещи на одном мальчике и узнали чрез свою родницу, что эти вещи привез муж ее с моря. Расспросив все обстоятельства и, узнав об участи своих земляков, они, не сказав никому ни слова о том, что узнали эти вещи, уехали домой. Чрез несколько времени они опять приехали в гости к своему зятю и привезли ему в гостинцы парку самую нарядную. Выбрав удобное время, призывают к себе в барабору зятя их с женою и сыном, и дарят ему эту парку. Тот, не подозревая ничего, начал надевать ее на себя; но так как воротник у ней с намерением был сделан уже и несколько зашнурован, то он не мог скоро надеть ее. И в это самое время умнакцы, захвати его в парке, убили, но, впрочем, по долгом сопротивлении, потому что он был очень силен, и вместе с ним убили и сына его, который также по силам своим защищал отца своего. Сделав это, они тотчас уехали домой, взяв с собою свою родницу. Убитый же имел у себя родного брата-бойца, который в это время был в отлучке. По приезде своем тот, узнав об этом, положил намерение отомстить за смерть своего любимого брата, которого он так любил, что, сделав деревянную статую, похожую на него, одел ее паркою и держал у себя в каморе в память его. Спустя довольно долго времени он объявляет: что хочет ехать в поход на кадьякцев, — и к нему как храброму, много собралось охотников. Он объявляет об этом же и умнакским алеутам, из коих также весьма многие приняли его предложение. Местом сборища назначен был остров Тигалда, подле самого нынешнего селения. Но истинное намерение его было то, чтобы заманить умнакцев и убить их также изменнически. Это намерение его знали и его сообщники. И когда умнакцы приехали на Тигалду и расположились лагерем по берегу, тогда, по данному — условному знаку от предводителя, на них напали со всех сторон и убили всех до одного. И хотя умнакские алеуты узнали об участи своих земляков, но отмстить уже не успели, потому что пришли русские.

Внешние войны алеутов были с аглегмютами и прочими жителями северной стороны Аляксы, особенно же с кадьякцами. С чугачами же и кенайцами они никогда не воевали, считая их своими единоплеменными. С аглегмютами войны были только в первые времена и очень скоро прекратились, по той причине, что аглегмюты не решались пускаться на Уналашку на своих байдарках, (которые несравненно несовершеннее алеутских). Алеуты же прекратили свои набеги к ним потому, что северные берега Аляксы отмелы и не имеют пристаней и, главное, что они бедны лайденными произведениями. Но с кадьякцами у них были беспрерывные войны и с незапамятных времен. Алеуты их считали непримиримыми врагами, так что слово (слово на местном наречии), было употребляемо вместо (слово на местном наречии) (кадьякский житель) или обратно[86].

Заграничные войны, или военные походы (выражение на местном наречии), у алеутов считались охотою и ремеслом сколько прибыльным, столько же и славным. Таковые походы они совершали всегда на байдарках, или байдарах. Но как ни велики и ни сильны бывали таковые их ополчения, но никогда не бывало всеобщих, и даже очень редко, чтобы жители целого острова вместе предпринимали военные походы; но по большой части ополчения их состояли из одних только родственников между собою.

Полководцами у алеутов всегда были их родовые тоэны, или его сыновья, или племянники. И потому не воины избирали себе полководца, но полководец набирал себе воинов. На неопределенное предложение: я хочу ехать воевать (или странствовать (слово на местном наречии)[87]) к нему собирались воины, в полном вооружении. Но не всякий мог накликать себе воинов, а только прославившийся своею храбростью, военным искусством, знанием местностей неприятельской земли, расторопностью и уменьем распоряжаться. К таковым охотно шли и не родники его, если он находил нужным принять их в свое ополчение. Когда соберется к нему довольное, по его мнению, число воинов, тогда он объявлял им причину своего намерения, которой в первом случае всегда бывало отмщение за кровь предков, падших в неприятельской земле, или бесчестие, сделанное ему или его роду. И воины, выслушав его причины и намерение, вместо клятвы давали ему верное слово повиноваться ему как отцу, и — вместе с тем возлагали на него власть делать: что он хочет и что знает.

После того предводитель всегда избирал к себе нескольких (от 4 до 8) помощников из своих