глупую девчонку.

На хлеб.

- Возьми, хозяин, - сказала я, положив хлеб на лесную подстилку. – Прости… что потревожили.

И отступила. Медленно, а он дождался, когда на место вернусь, обнюхал хлеб. И взял его. Точнее слизнул одним движением языка. А после развернулся и медленно отправился прочь, в болота.

Тогда…

Тогда я еще решила, что мне удалось нас спасти. Правда, почему-то родители не оценили. Сестра, конечно, рассказала… ладно, не только она. Умолчать об этой встрече при всем желании не вышло бы. Не тогда, когда свидетелями встречи стала дюжина девчонок… меня выпороли.

И запретили ходить в лес.

Последнее меня только порадовало, хотя я демонстративно на всех обижалась. В общем… потом я медведей видела только издали. Все же в лесу и вправду хозяева они, а не люди.

И теперь…

У Бекшеева взгляд шальной.

- Стоять! – я толкаю его. – Смотри на меня… зверь. Ты ничего ему не сделаешь… медведи редко нападают… нормальные медведи.

Удар по кузову машины был настолько мощным, что мы не устояли на ногах. Бекшеев упал, успев ухватиться за край скамьи. Я оказалась на четвереньках.

- Сиди здесь!

Не усидит.

- Не дурю, - не приказываю, но прошу, понимая, что вряд ли исполнит просьбу.

Гремят выстрелы, но звук их теряется в реве… это неправильный медведь. И когда пол под нами вновь вздрагивает, я сполна осознаю, что медведь до крайности неправильный.

Нормальный зверь не станет лезть к людям.

И к машине.

И пытаться эту машину перевернуть…

- Идем, - я тяну Бекшеева за руку, и тот, очнувшись, встает.

Выбраться.

И там, снаружи…

Тент трещит и расходится… а когтистая лапа падает, сминая лавку.

Это не просто медведь.

Зверь! Мать твою… что тут творится? Зверь…

- Скорее, - я сталкиваю Бекшеева с дороги. – Под машину… на обочину. Не мешай! Пожалуйста…

Зверь огромен.

Они всегда больше нормальных, но этот… не знаю, каким был медведь, из которого создали зверя, но вышло натуральное чудовище. Он больше того, сохранившегося в детской памяти, раза в три, если не в четыре.

Космат.

Но шерсть уже пошла проплешинами, да и перекосило его как-то на одну сторону. Черен, как сама ночь, разве что глаза отливают характерной краснотой.

Девочка мечется, пытаясь хватать зверя за ноги, а он, не обращая на нее внимание, дерет тент. Падает на четыре лапы, чтобы, получив мгновенье передышки, подняться на задние. Передние обрушиваются на грузовик.

- Вот же… погань! – Тихоня рядом. – Где?

- Там где-то. Велела не соваться, но…

Не усидит.

Я знаю Бекшеева. Пусть и на рожон не полезет, мозги у него все же имеются, но и в канаве прятаться не станет.

Хлопок выстрела.

- А…

- Вытащил. Васька, поганец… выпорю, как закончится! Некромант сказал, Софью укроет… а вот и он.

- Извините…

Странно было все.

И само присутствие зверя, здесь, спустя столько лет после войны. И его сосредоточенность, увлеченность, с которой он раздирал, ломал машину, не замечая ничего и никого вокруг. Будто для него весь мир сошелся на этом несчастном грузовике.

- Что делать станем? – Тихоня перезаряжал револьвер. – Ему это как… не знаю.

Девочка и та устала кружиться.

Отошла. Села. Поглядела на меня.

- Не знаю, - вынуждена была сказать я. – Может, конечно, он… уйдет.

Зверь, вновь вскинувшись на дыбы, обрушился всею тяжестью своей на кабину. Он даже ухнул от натуги.

- Откуда он вообще взялся?

- Признаюсь, я не заметил, - некромант смотрел на зверя с интересом. – Дорога… такая… неудобная. Просто тень вдруг появилась. Мальчик затормозил… кто вообще ребенка посадил за руль?

Тот, за чьей головой мы ехали.

А смешно.

Шапошников так верил в то, что медведи шалят, и вот… действительно шалят.

Запахло бензином.

- А если… - Тихоня тоже ощутил этот запах. – Он ведь перемажется…

- И поджечь можно, - соглашаюсь. – Только, боюсь, огонь ему не особо повредит. И сомневаюсь, что отвлечет.

- А мы не должны там убегать? – поинтересовался некромант. – Спасаться? Не подумайте, я просто уточняю…

- Да поздно бегать… Звери быстрые. Хотя если разделимся, у кого-то шанс будет. Но…

Бекшеев хромает. Тихоня не бросит его. И я не брошу.

И мы все это понимаем.

- Может, Софью уведете? – предложила я.

- Боюсь… к стыду своему… я отвратительно ориентируюсь на местности. Скорее я заведу её глубже в лес. Да и…

Быстро идти Софья не сможет.

Как и некромант.

- А упокоить там?

Все же некромант. Ладно, от нас с Бекшеевым толку чуть, но он же ж некромант. Гроза и ужас… и слухи про них еще те ходили. Но наш лишь руками разводит и бормочет:

- Извините… боюсь, от меня толку совсем никакого.

Грузовик тем временем превратился в груду металла. А зверь, успокоившись, эту груду принялся обнюхивать. Он уже не рычал, но ворчал, то ли ругаясь, то ли жалуясь кому-то невидимому. Я же разглядывала его…

Разглядывала.

Действительно огромный. Я таких и на войне-то не видывала… хотя таких и не было. Там предпочитали меньше, да крепче и быстрее. Этого же попробуй прокорми, не говоря уже о другом.

Округлая голова.

Вытянутая морда с ободранной шкурой. Теперь я видела и трещины в этой шкуре, причем не только на морде. Зверь, похоже, находился в последней стадии существования, а потому тело его умирало.

Сколько он протянет?

Пару дней?

Недель?

Нам хватит, но… кто бы его ни создал, он должен был знать, на что обрекает. И сейчас ведь не война. Так зачем мучить?

Ноздри дрогнули.

Пасть приоткрылась. Зверь показал клыки, желтые, толстые и длинной с палец. Скользнул по ним язык…

- Твою мать… я уж думал, все видел, - шепотом произнес Тихоня, но и на звук его голоса дернулось драное ухо. А голова склонилась на бок. Зверь словно раздумывал, что ему делать.

А я…

Я вдруг сделала шаг. Как когда-то.

И руку вытянула. Он эту руку отхватит без труда. Зарычала Девочка…

- Тихо, - велела я ей. И закрыла глаза. Зверь?

Звери… это просто Звери. Они не злые. И не добрые. Они такие же, как те, из кого их создали. Только больше, сильней и выносливей. А еще – беззащитней. Потому что ни одному зверю не устоять перед человеком.

- Здравствуй…

Сейчас не рассвет. И солнце не проследит за мной. Но ведь боги, они всегда рядом, даже когда