Где?

На берегу озера. Почти как тот сон, который совсем даже не сон, который на сон вот совершенно не походит. Правда, теперь он еще реалистичнее. Сколько-то там D? Эффект полного погружения. И ветер ледяной пронизывает до костей. А следом одежда набирается влаги. Воздух сам становится водой. И мне холодно.

Мокро.

Зато не страшно. Когда холодно и мокро, как-то о страхе совсем и не думаешь. Зато идешь. Вперед. Туда, где город. Где снова, как в ту проклятую ночь, трещат под ударами стихии бревна…

Или мне не туда?

Что я могу сделать? Силой воли остановить стихию? Закричать людям, чтобы уходили? Давно мертвым людям, которые…

Голову включай, Ласточкина. Голову…

И я поворачиваюсь спиной. К городу. К озеру.

…избушка-избушка…

Зато вижу.

Дуб вижу, тот самый, могучий, который ветвями до небес, а может, и вовсе этим небесам не дает окончательно рухнуть на землю. Землю вижу, серую. Холм.

И дом.

И… огонь. Надо же, какой яркий… какой удивительный. И иду. Идти тяжело. Каждый шаг, словно по болоту. А рядом никого. Но я все одно иду.

Мне надо.

Туда.

К этой искре, что горит-мерцает, переливается. Манит, дразнит близостью… надо… а если дойду, то что дальше? Взять в руки?

Умереть?

Я уже, наверное. Но главное, что я дошла.

По вязкой земле.

К дубу, под ветвями которого снова стояла избушка. Без куриных ножек, но тоже весьма себе аутентичная. Низенькая, с глухими стенами и крышей, мхом поросшей.

Главное, не мох.

И не стены.

Огонь-огонек… а вот и дверь. Снова дверь. Я хихикнула и толкнула её. Отворись-отопрись… что еще сказать надо? Не знаю. Главное, дверь открылась.

Все как… да, я была здесь, правда, на сей раз без золотого ковра под ногами обошлось, но все знакомо. И печь вот есть. Лавка. Женщина на лавке лежащая. Она смотрит на меня и в глазах её, широко открытых, боль. А на груди – железный крест лежит, горит огнем.

Давит.

И мне страшно. Я ведь по натуре та еще трусиха. И теперь руки трясутся. Но… поздно, Яна, отступать. Умру? Что ж… пускай.

В конце концов, кто-то должен это сделать.

И я тянусь к кресту.

Небольшой он. И вправду из того самого гвоздя? И думать страшно.

Прости.

Я знаю, что ты не любишь мне подобных, но ведьму ведь не убил. Из-за того, что сильна была? Но и Розалия была не слабой. А она умерла.

Или…

В ином дело?

Розалия темная, кровью замаранная, жизни многие отобравшая? И желавшая не раскаяния и прощения, но обмана, очередного. А как там дядя говорил? Изнутри… дядя у меня хороший.

Ему бы здесь. Ему бы этот свет точно не причинил бы вреда. А я…

Я…

Осторожно касаюсь пальцами.

Прости.

Снова прости. Мне не нужна твоя сила. И веру я сменить не хочу, так уж… это ведь отречься и от силы своей, и от рода, и от всего… неправильно. Может, тогда бы и выжила, но неправильно.

Просто вот.

Пламя от креста колышется и окутывает руки.

Оно лижет пальцы. Но мне не больно. Пока? А дальше что? Куда его? Вынести? Или… да, вынести надо. А еще я знаю, где ему место. Там, где он и должен был быть.

И выхожу из дома.

Кажется, за спиной выдыхает ведьма.

- Погоди… - её голос мешается с воем ветра, который разошелся-разгулялся по-над озером. И тьма окрестная сделалась совсем уж черной, непроглядной.

Идем.

Огонь забирается выше. Запястья? Потом локти… так он и до головы доберется, и до сердца. Тогда что? Конец? Скорее всего. Но… главное, что не больно. Смерти я совсем не боюсь.

Она меня примет.

Мне так кажется.

А потому идем. Я и крест. Сколько он пережил… вещи, может, и не люди, но вряд ли ему нравилось, что творили именем его и силой. Тот же император…

Пламя гладило руки. И в нем мне, странное дело, было тепло.

А ветер играл с водами.

Город вот пропал, зато над дикой гладью поднимались души. Вот значит, как… сколько их. Много? так много… я не справлюсь. Да, если те, кто хочет уйти, пусть уходят. Но ведь будут другие, кто жаждет отмщения. Или справедливости.

Или…

Я встала на берегу. И ветер вдруг улегся, присмирел, явно не желая вставать между мною и ими… город большой? По нынешним меркам не особо. А тогда?

Сколько в нем жило?

Пара тысяч человек? Больше? Меньше? Надо было бы у Люта спросить, он должен знать, историк ведь.

А души окружали меня. Белесые, полупрозрачные тени, которые закружили хоровод, норовя приблизиться. Их манило то ли пламя креста в моих руках, то ли сама я, слишком уж живая для этого места.

- Уходите! – говорю так громко, как могу. И голос мой тает в совокупном шепоте. – Уходите… я даю вам свободу, я…

Первая душа касается.

Это уже больно. Как укол иглой, но она исчезает, а следом устремляется вторая и третья… и силы все же берут. Пусть куда меньше, чем та девочка, но все равно…

- Погоди, - за моей спиной вдруг оказывается ведьма. – Возьми. В том, что случилось, моя вина…

Её рука ложится на плечо. А в меня идет сила, которая, впрочем, уходит, ибо их, желающих получить свободу, все еще много.

- Ты же мертвая.

- Не совсем.

- Но если сил не останется…

- Пускай. Мой срок давно ушел. А это… это правильно. Плата за глупость, - ведьма улыбается. И она красива. Даже здесь, на иной стороне.

- Не только тебе платить…

Князь?

Он рядом. И как-то даже дышать легче становится.

- Ты же…

- Держи крепче, - советует князь. – И бери. Все бери, дева…

Возьму.

Но хватит ли? Ответ я знаю. Нас – трое, а их – тысячи. И я права. Не все желают уходить. Может, появление ведьмы с князем так повлияло, может, сами по себе, но… голоса душ сливаются в один гневный вопль. И сами они, кружат, все ускоряясь.

Око бури?

Так это называется? Еще немного и нас просто-напросто смахнет… а пламя выше, уже до локтей. Странно смотреть на собственные, огнем объятые, руки.

Надо… что-то сделать.

Сила?

Я ведь могу отпустить и тех, кто уходить не желает, верно? Как? Силой воли, скорее всего. Вряд ли где-то есть особая кнопка. А значит… надо просто захотеть.

Приказать.

Вой мне служит ответом, и по белому телу зарождающегоя