менее скромную, судя по состоянию фасада, гостиницу. Я прикинула, что, скорее всего, имеющихся у меня денег хватит, чтобы перекантоваться здесь какое-то время. На следующий же день с самого утра я отправилась искать работу.

Каждое утро я выходила из гостиницы, полная надежд, и возвращалась измученная и разочарованная. Перед сном я штудировала все газеты с объявлениями о приеме на работу и на следующий день совершала обход тех мест, где требовались не слишком квалифицированные сотрудники. Через несколько дней стало ясно, что, действуя таким образом, я без проблем могу устроиться на работу либо официанткой в какой-нибудь занюханный бар, либо просто танцовщицей-стриптизершей в заведение примерно такого же пошиба. Ни то ни другое меня, понятно, не устраивало. Кроме того, можно было претендовать на место прислуги в доме среднего достатка, но этого опыта в моей жизни было уже предостаточно. Ни о какой другой работе, казалось, я и мечтать не могла. Иногда на меня накатывала такая волна отчаяния, что я едва не хваталась за телефон, чтобы позвонить Риаду Халаби, и лишь в последний момент заставляла себя положить трубку. Через некоторое время на меня обратил внимание хозяин гостиницы. Заметив, как я ежедневно ухожу и вечером возвращаюсь мрачная и усталая, он понял, в чем дело, и предложил помощь. По его словам выходило, что в такие времена устроиться на работу без рекомендательных писем практически невозможно: слишком уж неустойчивое положение в стране и никто никому ни в чем не доверяет. Проконсультировав меня таким образом, он сказал, что даст мне рекомендательное письмо, которое я смогу отнести одной его старой знакомой: она, быть может, окажет мне содействие в устройстве на работу. Отправившись по указанному адресу, я оказалась в окрестностях улицы Республики; поняв это, я в первую очередь почувствовала желание бежать оттуда сломя голову; преодолеть в себе этот порыв стоило мне изрядных усилий. В конце концов, рассудила я, от меня не убудет, если я просто выясню, что за работу можно получить в этих кварталах по рекомендации хозяина гостиницы. Добраться до нужного мне дома я так и не успела, попав в какую-то уличную заваруху. Мимо меня пробежала компания парней студенческого вида, и я, сама не понимая, как это произошло, выбежала вслед за ними на небольшую площадь перед церковью Семинаристов. Студенты стали выкрикивать лозунги, размахивать сжатыми в кулаки руками, а я стояла на краю площади и, убей бог, не понимала, что здесь творится. Один парень, надрываясь до хрипоты, орал, что правительство продалось империализму и предало интересы народа, двое других стали карабкаться по фасаду церкви, чтобы вывесить над входом в храм какое-то знамя, остальные хором выкрикивали: «Но пасаран, но пасаран!»[13] Вскоре на площадь въехал грузовик с солдатами, послышались выстрелы и град ударов. Я бросилась бежать, рассчитывая отыскать какое-нибудь тихое место, где можно будет переждать облаву и перевести дух. В этот момент я увидела, что боковая дверь церкви осталась приоткрытой. Не раздумывая ни секунды, я проскользнула внутрь; звуки с улицы проникали и сюда, но здесь они звучали приглушенно, словно из далекого прошлого; я присела на ближайшую скамью для прихожан и, ощутив в полной мере накопившуюся за последние дни усталость, поставила ноги на поперечную перекладину скамьи и положила голову на спинку. Постепенно тишина и покой, царившие в храме, передались и мне; здесь, среди колонн и статуй святых, мне было уютно и спокойно; в прохладном помещении можно было дышать полной грудью. В какой-то момент я, естественно, вспомнила Риада Халаби; мне захотелось, чтобы он был рядом со мной, как почти каждый день в течение последних нескольких лет. Свежесть и прохлада храма напомнили мне, как мы с ним сидели вечерами в нашем остывающем после захода солнца дворике. Вспомнив о нашей единственной ночи любви, я встрепенулась, но усилием воли заставила себя прогнать эти мысли прочь. Через некоторое время шум на площади стих, а потом я заметила, что и свет, проникавший в здание церкви через витражи, стал более бледным и слабым. Из этого я сделала вывод, что сижу здесь уже довольно долго, наверное несколько часов. Словно очнувшись ото сна, я огляделась вокруг. Неожиданно мой взгляд остановился на сидевшей неподалеку от меня женщине необычайной красоты. По правде говоря, в первый момент я даже подумала, что передо мной не живой человек, а какое-то божественное видение. Женщина обернулась и дружелюбно кивнула мне.

– Что, тоже угодила в заварушку? – спросила прекрасная незнакомка каким-то неземным голосом; затем она подошла ближе и села совсем рядом. – Везде беспорядки, – со вздохом сказала она, – говорят, студенты забаррикадировались в университете, да еще и несколько воинских частей взбунтовались, в общем, полный бардак. Чует мое сердце, демократия у нас долго не продержится.

Я с изумлением разглядывала свою собеседницу, чем-то напоминавшую породистую скаковую лошадь, – ее длинные тонкие руки и ноги, изящные пальцы, потрясающе выразительные глаза, классически очерченный нос и подбородок, и вдруг поняла, что когда-то уже встречалась с ней или, по крайней мере, предчувствовала ее появление в своей жизни. Она тоже внимательно посмотрела на меня, и на ее накрашенных губах мелькнула неуверенная, но еще более теплая улыбка.

– Мне кажется, я тебя где-то видела…

– Я вас вроде бы тоже.

– А ты, случайно, не та девочка, которая любила рассказывать сказки… Ева Луна?

– Да.

– Что, не узнаешь меня? Это я, Мелесио.

– Не может быть… как же это так?

– Знаешь, что такое реинкарнация? Переселение душ? Это когда словно рождаешься заново. Так что можешь считать, что моя душа просто переселилась в другое тело.

Я прикоснулась к ее изящным обнаженным рукам, потрогала браслеты на запястьях, завиток волос, чувствуя себя так, словно передо мной возник во плоти один из героев моего собственного воображения. Мелесио, Мелесио – поток теплых воспоминаний хлынул на меня из глубин подсознания; как же тогда нам было хорошо, в те далекие дни, когда я жила в доме Сеньоры. Неожиданно я увидела, как тушь на прекрасных ресницах сидевшей передо мной женщины растекается: по ее щекам поползли слезы. Я непроизвольно подалась вперед и обняла ее – сначала робко, а затем уже не сдерживая вспыхнувшей радости, Мелесио, Ева, Мелесио…

– Не называй меня так, теперь меня зовут Мими.

– А что, мне нравится, тебе идет.

– Как же мы обе изменились! Не смотри ты на меня так, я не педик какой-нибудь, я транссексуал.

– Транс кто?

– Ты же знаешь, что я родилась мужчиной по ошибке природы, теперь эта ошибка исправлена, и я стала женщиной.

– Как же это тебе удалось?

– Это