тезис. Простой гедонистический тезис понятен: «Жить хорошо». Есть такой образ, сравнение: кто такой либерал? Либерал – это тот, который сидит в лобби «Хилтона», за коньяком, с сигарой, с газетой, и ему хорошо, и он не собирается оттуда уходить, и говорит так: мы здесь сидим, и кто придет и оспорит наше право здесь сидеть, мы того уничтожим. Но это упрощение на самом деле. Потому что есть либералы, имеющие религиозное измерение, – это не обязательно шкурные атеисты, которые считают, что «после меня хоть потоп», «вырастет лопух» и так далее. Нет, отнюдь. И если брать всю полноту либеральных коннотаций, то счастье – это полнота реализации временного, когда весь максимум возможностей можно реализовать в ограниченной, конечной жизни, конечном существовании; все это достигает максимального самовыражения и утверждения. То есть это некое объединение всех манифестаций временного в законченном совершенстве. Вот это – «счастье» как политический тезис либерального клуба.

И остается справедливость, которой, напомним, для пассивного человека, предстоящего традиционному обществу, был закон, воплощаемый монархом. Закон, на который человек надеялся в том плане, что с него не сдерут три шкуры за то, что ему дают жить. Справедливость в нынешнем мире – это лозунг радикалов, и он основан на теологии Откровения, потому что радикалы на самом деле – это те, пределом дискурса, ориентации, устремлений которых является теология Откровения. Я не говорю, что они так думают, а говорю о том, что они экзистенциально переживают, они так «сделаны», они такими рождаются.

Они исходят из того, что истиной является то, что отсутствует в нашем опыте и может прийти только через специальное посланничество оттуда, о чем мы ничего не знаем, но это абсолютно реально и указывает нам на то, что Бытие, в которое мы вброшены, основано на ошибке. Фундаментально основано на ошибке. Но не потому, что Творец ошибся, а потому, что Он заложил эту ошибку для нас, чтобы мы ее исправили, – как испытание или экзамен для вас. Вот что нужно понять.

Для радикала мир, Бытие – это апория. Это, знаете ли, реализация проекта, по поводу которого шутили, а, с моей точки зрения, глубоко инициатическим образом давали некий сигнал, схоласты в Средние века, когда спрашивали: может ли Бог создать такой камень, который Он не может поднять? Если может – значит, Он не сможет его поднять, значит Его могущество ограничено. Если не может создать такой камень, потому что поднимет все равно, тогда Его могущество ограничено с этой стороны. Это апория. Нет такой апории, которая не была бы решена. И поэтому существует человек, поставленный наместником Божьим на землю для того, чтобы он этот вопрос решил. Эта апория заложена в основание, в структуру Бытия. Она должна быть решена. Ошибка должна быть исправлена. Это фундамент радикального видения, который сопрягает свою позицию с темой смысла.

Смысл существует только в языке и мышлении, потому что в созерцании и экзистенции смысла нет, как нет его в простом самотождественном пребывании в вечности. А есть смысл только там, где бесконечное дление, или «дурная» бесконечность, ограничено неким жестким пределом, который является вратами в абсолютно иное. И таким образом смысл связан со справедливостью, справедливость – это утверждение смысла, это исправление ошибки, и это лозунг радикального клуба.

Вот три клуба, которые стоят перед лицом этого «молчаливого большинства», находящегося в «броуновском движении». Это очень сложное «броуновское движение», потому что есть там так называемый низший средний класс, есть средний средний класс, есть криминал, есть фавелы и гарлемы, падение на уровень которых не предполагает ни при каких обстоятельствах поднятия вверх. То есть очень сложная громадная структура, которая на самом деле имеет очень много в себе от управляемости. Она управляема. Более того, сегодняшний криминал – это прямой инструмент госаппарата во всех странах мира, который через эти криминал, мафию, организованную преступность курирует потенциал «молчаливого большинства». Блокирует, курирует, использует и так далее.

Итак, есть такая ситуация в современном социуме, есть три современных лозунга, тезиса или слогана, бренда, – благо в традиционалистском клубе, счастье в либеральном и справедливость в радикальном. Мы должны еще упомянуть, что эти три тезиса совершенно непонятны «молчаливому большинству». Непонятны прежде всего потому, что благо в этом контексте для «молчаливого большинства» – это метафизика, которую оно не воспринимает; счастье в этом контексте – это нереальная и совершенно иллюзорная для него вещь, потому что полнота реализации во временной жизни – это то, чего по определению у «молчаливого большинства» нет и быть не может; и справедливость – это то, что для него отсутствует, потому что то, что для него было законом, стало синонимом несправедливости.

А что произошло, когда «молчаливое большинство» переместилось в современное профаническое общество? Помните, выше я говорил, что была триада, перед которой стоял человек: природа, которая ему грозит, но которая ему дает; общество, которое его защищает от этой природы; и небо, к которому это общество в своем верхнем проявлении обращается. Но это общество за последние столетия «сожрало» природу и «небо». Оно стало теперь и природой, и небом. Раньше человек стоял перед природой и просил общество, чтобы оно решило вопрос с его взаимообменом с природой.

А теперь он за благами стоит не перед природой, а перед обществом. Он к обществу апеллирует, чтобы эти блага получить, потому что природа стала теперь просто интеллектуальным измерением или направлением экологического сознания. Она полностью съедена социально. Вы не можете прийти на остров в Тихом океане, найти такой пляж или скалу, которые не были бы осмыслены и оформлены в социальном плане, не были бы частью дискурса, не были бы интегрированы в глобальное антропогенное сознание, антропогенное пространство Земли. Нет вне антропогенности ни одного уголка сегодня: природа целиком «съедена» обществом.

Что касается «неба» – «небо» стало просто внутренней подкладкой общества. Если представить себе, что общество – это шкатулка, то внутренняя обивка этой шкатулки – это то, что раньше было Олимпом. Шелковая, бархатная обивка с ватой. То, что раньше было Олимпом, то, к чему общество апеллировало, то, к чему оно обращалось, куря фимиам, принося жертвы как к некоему объективному сущностному фактору, – оно превратилось в составную часть социума. Благо съедено социумом как внутри него существующая интегрируемая вещь. Благо находится в руке Папы Римского, которой он помавает миллионам паломников на площади перед собором Святого Петра раз в год. Вот этот белый старик, поводящий рукой, – это и есть благо. Оно абсолютно социально с точки зрения огромного большинства людей. То есть, иными словами, Бытие съедено социумом. Бытие теперь не является сущностным, независимым фактором, который имеет в себе определенную долю неисследуемого и рационально не объяснимого.